местному времени, и мне захотелось съесть эти слова, поскольку больше в Стекле есть было нечего. Бумажник, стрелка и слово «острова» дождались нас нетронутыми. Я подобрал бумажник, а остальное растоптал в порошок, рыча от злобы и отчаяния.

Оставалось только ждать. Никто не появлялся в сказочном лесу, и вообще ничего не происходило. Мы сидели на полянке и лишь изредка совершали короткие прогулки к океану – напиться. Время ползло, как самая ленивая улитка на свете, и вскоре нам стало казаться, что мы сами движемся не быстрее хрустального хищника. Он настигал свою хрустальную жертву, но слишком уж медленно… слишком медленно…

Опять наступила ночь, ее сменил очередной безоблачный день, и снова – ночь… Я потуже затянул пояс и постарался не глядеть на впалые щеки и обострившиеся скулы Анжелины. Но на пятый день мне стало не по себе.

– По-моему, сидеть сложа руки не выход, – жалобно произнес я.

– Другого не вижу. Кажется, ты сам говорил, что нам осталось только ждать. Наберись терпения.

– Не хочу!

– Вот так всегда. Джим, надо попытаться. Иначе язву наживешь.

– А я и мечтаю нажить язву! И цирроз! – Воспоминание о крепких напитках вызвало мощное слюновыделение. Я плюнул на стеклянный кустик и стал глядеть, как растворяется веточка. Все-таки хорошо, что здесь не бывает дождей.

И вот наступило шестое утро. Я проснулся с первыми лучами солнца и увидел диск в зеленую полоску, сияющий сквозь разноцветную листву. Картина эта уже давно не казалась чарующей, и больше не хотелось ломать голову над загадкой зеленых полос. Рядом лежала бледная, исхудалая Анжелина и постанывала во сне. Я не стал ее будить. Сон – единственное спасение от голода. А еще – неисчерпаемое терпение. Я решил для разнообразия поглядеть на океан. По-прежнему волны неторопливо бились в утесы, а больше ничто не шевелилось.

«Какая тоска, – подумал я. – Тоска на тоске едет и тоской погоняет».

Я тяжело вздохнул и вернулся на полянку. Когда проснулась Анжелина, мы поговорили о том о сем. У меня пересохло в горле, ей же пить не хотелось, поэтому я снова отправился к берегу. Носить воду было не в чем, поэтому мы ходили на водопой по очереди. Кто-то всегда оставался на полянке. Ждал. Ходьба утомляла, но тут уже ничего не поделаешь. Я напился вдосталь, затем впрок. С полным желудком легче терпеть голод.

Обратный путь лежал в гору. Он начисто выкачал из меня силы, вдобавок идти приходилось медленно, чтобы не хохотать от перенасыщения кислородом.

– Отворяй, старуха, двери, за порогом – пьяный муж! – Слабая попытка сострить. – Эгей! Доброе утро? Может, опять уснула? – Я умолк и прибавил шагу. А потом застыл как вкопанный.

Анжелина исчезла!

Кажется, еще ни разу в жизни мне не было так страшно. Впрочем, чего это я так всполошился? Профессор Койпу построил машину пространства-времени и выдернул отсюда мою жену. Да, конечно, это сделал Койпу, а не Слэйки. Но разве такое возможно? Хотя почему бы и нет? Если космические пехотинцы захватили машину, если доставили к Койпу, не повредив, и если он построил свою… Чересчур много «если». А у Слэйки чересчур много машин, и, в отличие от Койпу, он-то знает, где нас искать. Запросто мог вернуться и унести Анжелину, обречь меня на медленную смерть в полном одиночестве…

– Кто это сделал? Кто?! – кричал я, кипя от злости и шатаясь от голода.

Конечно Койпу. Не Слэйки, а Койпу.

Что мне еще оставалось? Только надеяться.

Но если это дело рук Койпу, почему он забрал только Анжелину, а меня оставил? Должна быть записка… хотя бы записка! Я забегал по полянке, расшвыривая битое стекло. Ни записки, ни следов.

А потом долго, очень-очень долго ничего не происходило.

Я хихикал от страха и избытка кислорода. Ну-ну, Джим, успокойся. Не надо так волноваться. Я сидел на расчищенном участке, где совсем недавно мы лежали с Анжелиной, и старался дышать помедленней. Еще разок хихикнув, я умолк. Навалилась тоска. Дни на Стекле коротки, но этот мне показался самым длинным в моей жизни. Наступили сумерки, и я, должно быть, задремал, свесив голову на грудь. Просто сил не осталось из-за треволнений, голода и всего прочего. Слишком большая беда на меня обрушилась. Как ни крути, есть предел человеческой стойкости.

– Папа! Вот ты где, – сказал Боливар.

Я поморгал. Нет, я все еще сплю. Вижу сон.

– Папа, ты цел? Надо поторапливаться.

Это не сон! В меня точно новую батарейку вставили. Я бросился к Боливару, схватил… и не удержался на ногах. Он тоже. Мы повалились… на мягкий ковер в светлом гостиничном номере. Я так и остался на полу – глядеть на профессора Койпу, который восседал за пультом, и на улыбающуюся Анжелину.

– Надеюсь, ты успела приготовить что-нибудь вкусное? – беспечно проговорил я. Мне не верилось, что все кончилось, что моя жена цела и невредима.

Она опустилась на колени и взяла меня за руки:

– Прости, что мы так задержались. Профессор говорит, у него были неполадки с машиной.

– При настройке допустил ошибки, затем они разрослись, – произнес Койпу. – Но с каждым новым запуском – все лучше.

– Папа, подкрепись. – Боливар помог мне встать и протянул огромный сэндвич с ростбифом. Я зарычал и, захлебываясь слюной, оторвал здоровенный кусок.

– М-м-м-м! Райское блаженство! – Я схватил за горлышко протянутую сыном бутылку пива и все глотал, глотал, глотал… пока не отморозил кончик носа.

– Садись за стол. – Анжелина придвинула стул. – И не слишком быстро ешь, а то плохо станет.

– Хамфамжум?..

– Я не могу с тобой разговаривать, пока у тебя рот набит. Ешь помедленней, вот так, а я расскажу, что случилось. За мной пришел Боливар. Он сказал, ждать некогда, машина вот-вот разладится, у него считаные секунды. Я не хотела уходить, но он меня схватил и утащил. Потом профессор очень долго возился, я представляю, каково тебе было. Но все закончилось хорошо, мы вместе, волноваться больше не о чем.

– Вам-то не о чем, зато кое-кому из нас есть о чем, – проворчал, входя в номер, Инскипп. Мне была до боли знакома свирепая ухмылка на его физиономии. Он плюхнулся в кресло и грозно сверкнул глазами. – Неплохо устроились, как я погляжу. Пивко попиваете, рассказываете друг дружке о своих инопланетных приключениях. И не вспоминаете о тех, кто изнемогает под тяжким бременем ответственности. С того дня, как начался этот сыр-бор, мы в цейтноте, увязли, точно черепаха в дегте, и куда ни кинь – всюду клин…

Я не стал распутывать сложный клубок метафор, а потянулся за новым сэндвичем. Всему свое время – вот мой девиз.

– Попадаем из огня да