критика недостатков, но таких, которые не зависели от главного заводского начальства. Помню, как я тщательно готовился к каждому собранию или совещанию, на котором собирался выступать, как взвешивал каждый факт и каждое свое критическое слово. Не прошло и четырех лет, как я стал заместителем директора и был избран в партком. Я понял, что стою на правильном пути. До директорского поста оставался, что называется, один шаг, и его я сделал точно и умно. На мне лежал прием личного состава, и я делал все, чтобы люди уходили от меня довольные мною, делать это было тем легче, что директор был жестковат в обращении с людьми. Я понимал, какую решающую роль в моей судьбе может сыграть партийная поддержка, и стал чуть не каждый день бывать в райкоме партии — шел туда советоваться без всякой истинной к тому надобности, и я видел, что секретарю райкома это нравится, тем более что директор с ним был в неладах и частенько не шел в райком, даже когда его приглашали, и посылал вместо себя меня. Спустя два года, когда нашего директора перевели на другой завод, я сел в его кресло. Но имел ли я объективные данные занять этот пост? Думаю, что имел. Все-таки я был энергичным работником и уже имеющим немалый опыт в руководстве производством. Сейчас я думаю, что были и другие достойные кандидатуры, но я, точно предусматривая это, сделал все, чтобы иметь перед ними преимущество прежде всего в общественном отношении. И, как я уже показал, я заботился об этом уже давно, начиная с руководства цехом и даже еще раньше, и именно на этих весах вполне осознанно взвешивал каждый свой шаг. Это, конечно, было моим недостатком, и весьма опасным, но другим не всегда видимым. Между прочим, мой предшественник, прощаясь со мной, не то шутя, не то всерьез сказал мне: карьера у тебя идет гладко, будто по плану, но колдобы особо опасны на гладкой дороге, ты подумай об этом на досуге. Я не подумал. Досуга не было. Но сейчас я понимаю, что мой предшественник, видимо, разгадал меня…

Итак, я директор завода. Не прошло и года, как во мне окрепло убеждение, что план делаю я. Ну как же? Кто сумел выбить дефицитный металл перед самым завершением года, когда нам грозила буквально катастрофа? Я выбил. Кто сумел вырвать у горисполкома квартиры для наших работников? Я. Кто провел через все инстанции всесложнейшее дело по утверждению плана реконструкции завода? Я. Кто добился ассигнований на строительство заводской базы отдыха? Я. Кто в последний месяц года не вылезал из цехов, перенося туда все средства управления, вытаскивая из прорыва те или иные звенья производства, заранее, нюхом зная, где те прорывы могут возникнуть? Я. Наконец, кто же, как не я, обеспечивал общее руководство всеми делами завода?.. Завод давал план из квартала в квартал, и постепенно этот план как бы заслонил от меня людей. И знал я, главным образом, не тех, кто трудился честно и ровно, а тех, кто работал нерадиво, и тех я, конечно, шабрил без жалости, убежденно считая, что этим я их поднимаю на уровень задач, воспитывая этим и других. Тут я выражений не выбирал — как это может кто-то обижаться, если мною руководит священная тревога за план? Однако уже здесь, в тюрьме, мне вдруг стали вспоминаться случаи, когда я обижал и даже оскорблял людей зазря. Особенно один случай с пожилым инженером из технологического отдела Зиборовым. Он был знающий специалист, но по характеру тряпка, и я однажды на совещании, в присутствии представителя министра, сказал старику, что он отработанный пар, который только шипит, а КПД от него ноль без палочки. Позже выяснилось, что напал я на него необоснованно. Тут бы мне и извиниться перед ним, но подобное у нас не принято. А ведь если бы пришлось мне просить прощения, я бы этот урок для себя запомнил надолго. Но не принято… Вспомнились и другие случаи. Так что письмо рабочих в министерство, когда меня туда выдвинули, было совершенно правильным, но в министерстве, как вы знаете, решили письму этому не придавать значения. Ведь те люди, которые составляли на меня представление для утверждения и писали мою розовую характеристику, разве могли они потом дать ход письму рабочих? Честь мундира это им не позволяла… Но я вспомнил теперь одно наше заводское отчетно-выборное собрание. Там меня не очень круто, но все-таки покритиковали. Тот же Зиборов прошелся по мне, назвал меня удельным князьком — собрание этому посмеялось. Я на критику не счел нужным отвечать прямо и свое выступление посвятил перспективным задачам предстоящей реконструкции завода. Критики должны были понять — как им не стыдно мелочиться перед лицом такой грандиозной, предстоящей нам работы! Выступил после меня секретарь райкома партии. Он тоже сказал о предстоящей реконструкции завода, а потом заявил, что райком целиком поддерживает директора завода, считая его боевым командиром производства, который с предстоящей реконструкцией справится так же хорошо, как хорошо ведет он завод. При голосовании я получил немало вычерков, однако в партком прошел. Мне бы задуматься тогда над этими вычерками, а я только разозлился — завершаем год, а мне в это время кто-то делает подножку. Я даже думал, как бы мне установить хоть парочку из тех, кто меня вычеркнул? Но план завод снова дал, и с превышением. Поздравления, премии и все такое прочее — и снова уверенность, что я на уровне. А как же иначе? Мой завод на уровне, — значит, и я в полном порядке. Теперь-то я знаю, что это далеко не закон. Сам год назад по поручению министерства ездил снимать с работы директора одного сборочного завода, который план давал как часы, но буквально вопреки зарвавшемуся директору, который вдобавок не знал своего производства, имея диплом совсем иной инженерной специальности. Но на заводе была крепкая парторганизация, сплотившая весь коллектив, и очень толковый главный инженер. Мне бы задуматься над этой ситуацией… и вспомнить свой завод, но не задумался и не вспомнил…

Но займусь моим выдвижением в министерство. И опять — случайное обстоятельство: нужно было подпереть болеющего начальника главка, найти для него перспективного зама. Вспомнили обо мне. А как же было не вспомнить — как раз в это время я толкал свои дела в министерстве. План даю как часы, не стар годами, райком, хоть и скрипя зубами, мое выдвижение поддерживает. Секретарь райкома напутствовал меня — не