Конечно, я знал, что под платьем скрывается такое, что мне лучше бы не видеть, но все равно я раздел ее. Платье-то было погребальное, то есть купленное ее родителями специально для похорон, и для нас с ней оно ничего не значило, ни о чем не напоминало. Я знал, что ее сильно покалечило, но оказалось, что швы и заплаты наложены мастерски, во всяком случае я их даже не заметил, так что все было не так уж и плохо.

Переодев ее в белое платье, то самое, я пригасил свет и немного поплакал, потому что она выглядела ну совсем прежней — точь-в-точь спит, пригревшись у камина и слегка охмелев от вина. Все так, будто мы вернулись с вечеринки.

Оставив ее у камина, я пошел помыться. Мы всегда принимали ванну, когда возвращались домой, — чтобы лечь в постель чистыми и свежими. Конечно, нынче вечером все было несколько иначе, но я зверски перепачкался на кладбище, а мне хотелось почувствовать себя как обычно, прийти и норму. Хотя бы на одну ночь, чтобы все было по-старому.

Я сидел в ванне и не спеша отмывался, зная, что она там, в гостиной, на диване. Меня тешила мысль о том, что и теперь не один. Все-таки лучше, чем ничего, — я вернул себе часть того, что делало ее живой. Свою "потомошную" одежду, в которой ездил на кладбище, я затолкал в корзину с грязным бельем, а сам переоделся в тот самый костюм, что был на мне в последний вечер, перед катастрофой. Конечно, костюм этот значил для меня не так много, как ее белое платье, но и он был из прежней жизни.

Вернувшись в гостиную, я обнаружил, что голова Рейчел слегка склонилась набок, но, впрочем, такое могло быть, если бы она заснула. Я сварил нам по чашке кофе. Обычно она пила несладкий кофе, но как-то раз положила сахар — именно в эту чашку, — поэтому и теперь я подсластил ее кофе. Потом сел рядом с ней и, как всегда, порадовался, что в диванных подушках со временем образовалась вмятина, заставлявшая меня съезжать к Рейчел, а не сидеть на краешке.

Впервые я увидел Рейчел на вечеринке — углядел с другого конца комнаты и откровенно уставился на нее, но заговорить мы так и не заговорили. Потом мы где-то с месяц толком не общались, а первый раз поцеловались только через несколько недель. И вот теперь, сидя рядом с ней, я осторожно, как и тогда, потянулся к ее руке. Она оказалась холоднее, чем обычно, но не слишком, ведь в камине горел огонь, и я держал эту руку, чувствуя под пальцами линии на ее ладони, знакомой мне, как своя собственная.

Я подождал, пока не успокоюсь, и в неярких отсветах от камина сжал ее, не глядя на саму Рейчел, — точно так же, как в день нашего знакомства, когда я боялся проявить излишнюю настойчивость, чтобы не искушать судьбу. Она позволила тебе держать себя за руку, думал я тогда, и не на ходил сил взглянуть в лицо Рейчел. Уже руки достаточно для счастья, не смотри, а то разрушишь чары. А теперь лицо у меня исказилось, не то на грани смеха, не то на грани рыданий, но мне было хорошо, правда же.

Так я просидел довольно долго, глядя на огонь, ни о чем не думая, сжимая ее руку и позволяя времени идти своим чередом. И чем дольше я так сидел, тем привычнее и нормальнее себя ощущал, и наконец решился повернуться и заглянуть ей в лицо. Казалось, она спала, уснула от усталости глубоким сном, но все равно она была со мной, по-прежнему моя.

Когда ее ресницы дрогнули в первый раз, я подумал — померещилось, игра света, ведь угли в камине то вспыхивают, то гаснут. Но вот вновь это маленькое движение. Я думал, что умру на месте. Веки чуть приподнялись, и напряжение отпустило меня, все стало иначе. Рейчел прошла долгий путь, чтобы вернуться домой, и, испугайся я или оттолкни ее, все было бы кончено в ту же секунду. Но я не испытал и тени сомнения. Прошло несколько минут, и она открыла оба глаза, а через некоторое время ей удалось повернуть голову, правда очень медленно.

…Я по-прежнему хожу на работу и время от времени появляюсь в обществе, но завязать мой галстук так, как раньше, у Рейчел не получается. Мелкие движения пальцев ей не даются, и она не в силах помочь мне. Пойти со мной в гости или на вечеринку она тоже не может, и у нас дома никто не бывает, но это, право же, совершенно не важно. Мы и прежде много времени проводили вдвоем. Нам так нравилось.

Конечно, мне приходится постоянно ей помогать, обслуживать ее, ухаживать за ней, но я справляюсь. Мало ли кто остается инвалидом после всяких катастроф; выживи Рейчел, ее тоже могло бы серьезно покалечить — и позвоночник, и мозг, — и она двигалась бы так же медленно и неуклюже, как теперь. Жаль, что она не может разговаривать, у нее нет воздуха в легких, зато я учусь читать по губам. Они шевелятся медленно, очень медленно, но я знаю, она пытается поговорить со мной, и хочу разобрать слова.

И все-таки Рейчел передвигается по квартире, держит меня за руку и пытается улыбаться. Если бы ее покалечило, я все равно ее любил бы. Так что, в сущности, никакой разницы.

Питер Тримейн — псевдоним историка и кельтолога Питера Берресфорда Эллиса. Под этим псевдонимом он опубликовал более двадцати пяти книг в жанре хоррор и фэнтези.

""Марб бхео" написан в традиции рассказов, собранных в "Айслинг", — поясняет, автор. — Это интерпретация ирландских народных сказок и легенд в духе хоррора. Один критик, без сомнения с некоторым перехлестом, назвал меня "достойным наследником Шеридана Ле Фаню и Брэма Стокера". Так где же соответствующие гонорары?"

Когда я добрался до старого коттеджа, уже стемнело. Путешествие было не из легких. Полагаю, что для всякого человека, родившегося и выросшего, как я, в городе, большинство путешествий по сельской местности не относятся к разряду легких. Конечно, я повел себя слишком самонадеянно. Мне сказали, что коттедж всего в двадцати с лишним милях от центра Корка "по прямой". Но в Ирландии мили особые. Я знаю — ходят анекдоты об "ирландской миле", но в них есть доля истины. Горы Боггера, где укрылся коттедж, — мрачное и безжизненное, словно лунная поверхность, место, где ничего не растет, только аскетичный вереск и сорняки упрямо цепляются за серые гранитные выступы холмов, а ветер завывает между устремленными к небу камнями. На то, чтобы преодолеть милю но диким, поросшим дроком каменистым склонам, надо потратить пару часов. Миля по современному шоссе — это вам не миля по заброшенной проселочной дороге, петляющей между этих зловещих холмов.

Что я вообще делал в таком негостеприимном месте? Именно этот вопрос вы, без сомнения, задали бы мне.

Что ж, я оказался там не по зову сердца. Но жить как-то надо, а средства к существованию я добывал, работая на "RTE". Я независимый исследователь "Телефис Эйреан" на ирландском государственном телевидении. Изначально идея создать программу об ирландских народных обычаях принадлежала одному нашему преуспевающему продюсеру. Так что именно благодаря ему я рылся в пыльных томах в букинистической лавке, специализирующейся на оккультной литературе. Лавка эта располагается на узкой Шиарс-стрит, на безымянном островке посреди реки Ли, который является центром города Корк. Это место часто упоминается в литературе о графстве Корк как место, куда когда-то съезжались светские люди — себя показать и других посмотреть. Та славная эпоха миновала, и теперь там громоздятся друг на дружке разные магазинчики и лавки ремесленников.