Франк и Кейтель поправили его, сославшись на предостережения Чемберлена, Даладье и Рузвельта. Три политика предостерегали Гитлера не начинать войну и до последней минуты были готовы сесть за стол переговоров. Заукель, похоже, был немало удивлен слышать нечто подобное из уст именно этих своих коллег по скамье подсудимых. Хотя вовсе не исключалось, что они высказались бы по-другому, не будь рядом меня.

— Я не имею В виду мировую войну — пояснил свою мысль Заукель.

— Нет, он должен был понимать, что развязывает именно мировую войну, — не сдавался Франк. — Решающий момент наступил, когда Англия предъявила ультиматум. В этот момент он уже точно знал: это война. Он не мог не понимать этого, тем не менее отдал приказ наступать. Одному Богу известно, почему он так поступил! Но он поступил именно так, и не может быть никаких сомнений в этом. Я даже спрашивал по этому поводу нашего уважаемого фельдмаршала Кейтеля — мог ли Гитлер остановить войска…

— Разумеется, мог! — заверил присутствующих Кейтель. — Нам уже приходилось до этого дважды приказывать войскам остановиться. Несомненно, он мог отдать такой приказ. По-видимому, он был совершенно уверен в том, что ни Англия, ни Франция не нападут. Собственно, они и не напали. Для нас это так и осталось загадкой.

— Да, — продолжал Франк, — когда Гитлер решил напасть на Польшу, настал один из самых важных моментов истории. Он не посмотрел ни на ультиматумы, не прислушался к себе, понимая, что это безоговорочно означает мировую войну. А следующий такой момент наступил, когда Гиммлер отдал свой жуткий приказ об уничтожении евреев. Почему он на это пошел — сложнейшая проблема психологического порядка.

Тут наша дискуссия смолкла, участникам ее явно не хотелось углубляться в столь щекотливую тему, как геноцид евреев.

Послеобеденное заседание.

17 июня. Убийство Дольфуса

Утреннее заседание.

Обеденный перерыв. Я зачитал Зейсс-Инкварту статью в одной из газет на тему его вчерашнего выступления. Заголовок гласил: «Зейсс-Инкварт утверждает, что Гитлер нарушил свое обещание». Зейсс-Инкварт признал, что действительно утверждал подобное, хоть и в не столь длинной форме. С ним согласился и Кейтель. В газете приводилось и высказывание Зейсс-Инкварта о «троянском коне»: «Но «троянский конь» уже успел прибыть на место. В день, когда в Австрию вошли части вермахта, полицейские натянули на рукав повязки со свастикой. По меньшей мере любопытно было бы узнать, как выглядели бы результаты свободных выборов — как бы отнеслись к аншлюсу национал-социалисты, социал-демократы и христианские социалисты? Национал-социалистическая партия была в Австрии самой сильной, однако ей вряд ли удалось бы собрать большинство голосов».

В ответ на упрек в том, что он решил отпраздновать убийство Дольфуса, Зейсс-Инкварт заметил, что торжества но поводу гибели тех, кто расправился с Дольфусом, никак нельзя приравнять к празднованию гибели самого Дольфуса. Я спросил его, а разве сам факт такого мероприятия — не оправдание убийцы Дольфуса?

— Ха-ха! — смеялся Франк. — Вы безжалостный логик, герр доктор.

И хитро подмигнул, поняв, что уловил суть моего вопроса.

Зейсс-Инкварт пояснил, что лично он не считает особой трагедией убийство Дольфуса. Ведь Дольфус был всего-навсего карликовым диктатором, поддержанным незначительным меньшинством и воспользовавшимся чрезвычайными законами 1917 года.

— Не забывайте, Дольфус стрелял из пушек но рабочим, — напомнил мне Франк.

Зейсс-Инкварт повторил сказанное им у свидетельской стойки относительно ошибок союзников, с улыбкой добавив:

— Теперь у вас есть возможность повторить их. Брать на себя формирование нового правительства — ужасающая ответственность.

Послеобеденное заседание.

В конце сегодняшнего заседания Франк, поцокав языком, покачал головой:

— Вы слышали? Вот уж никогда бы не подумал такого о Зейсс-Инкварте!