Франц Леопольд попытался отвернуться, но его разум уже нащупывал ее. Иви впервые опустила барьер, который обычно защищал ее мысли. То, что прочитал венец, смутило и обеспокоило его. Он быстро вышел из ее мыслей.

Вампиры молча сидели, пока он подбирал слова.

— Это должно закончиться! — наконец воскликнул он. — Мне четырнадцать лет, а тебе — сто! Но ты всегда будешь оставаться нежной девушкой, в то время как я стану мужчиной. Твоя мудрость, твой опыт, твоя сила меня…

— Тревожат? — Иви кивнула. — Да, как же может быть иначе. Я только желаю, чтобы мы и дальше оставались друзьями, которые смогут доверять друг другу.

Франц Леопольд соскочил со стены и склонился перед Иви.

— Моя шпага принадлежит тебе, пока мы существуем в этом мире.

— Я не знаю, хотелось ли мне надеяться, что это будет твоя шпага, — сказала Иви с тоской в голосе. Она сцепила пальцы и крепко сжала их.

Франц Леопольд усмехнулся.

— О, не говори этого. Кто знает, что еще нас ожидает? Ведь мы собираемся провести следующий год в подземных лабиринтах Парижа у Пирас, которые, как мне кажется, еще более далеки от цивилизации, чем ваши оборотни.

Он содрогнулся.

— Да, кто знает, какие еще опасности могут подстерегать нас там! — согласилась с ним Иви.

Ее улыбка была такой заразительной, что ему было больно смотреть на нее. Но в этой боли уже не было горечи. Франц Леопольд улыбнулся в ответ и склонился к ее рукам: Он нежно поцеловал ее пальцы.

— Рядом с тобой я готов с радостью приветствовать любые опасности.

Он неохотно отпустил ее, отвернулся и пошел назад в замок.

Колеса экипажа загрохотали по мостовой Дублина. Наконец они вернулись к цивилизации! Но Брэм Стокер почувствовал даже некоторое сожаление, когда раздался крик извозчика и экипаж остановился возле городского дома, в котором находилась его квартира. Путешествие на запад закончилось.

Брэм склонился на прощание над рукой леди Уайльд и учтиво поблагодарил за то, что ему было позволено сопровождать ее во время путешествия.

Дама склонила голову и покровительственно улыбнулась.

— Для меня было удовольствием путешествовать в вашем обществе.

— Очень содержательная экспедиция, — сказал Брэм, и леди Уайльд кивнула, хотя он был уверен, что она думала о другом.

— Сэр?

Кучер уже сгрузил его багаж и открыл для него дверцы. Брэм еще раз приветственно поднял руку и вышел из экипажа. Оскар уже ждал его. Он спешился и сунул кучеру поводья, чтобы попрощаться со своим другом.

— Я не могу передать, как радуюсь мягкой постели, ванне с горячей водой, слуге, который будет подавать мне полотенца, и, естественно, хорошему ужину! — вздохнул Оскар. — Да, такое путешествие — не только поучительное, но и утомительное, а после всех этих неудобств всегда снова смотришь на домашний комфорт новыми глазами.

— Так, значит, ты уже сыт путешествиями? — подмигнув, спросил Брэм.

Оскар понизил голос.

— В обществе моей мамы? Надолго! Уверяю тебя. Но скоро я собираюсь перебраться в Лондон. Здесь, в Дублине, у моего литературного творчества нет будущего. Мое место в высшем обществе, а оно собирается не в Дублине!

Брэм подавил улыбку и кивнул в сторону экипажа.

— А леди Уайльд знает, что ты не собираешься возвращаться в Дублин, когда закончится твоя учеба в Оксфорде?

Оскар вздохнул.

— Нет, но скоро мне придется рассказать ей об этом.

— Наверное, для твоей матери это будет сродни предательству, — предположил Брэм.

Оскар кивнул с трагическим лицом.

— Я тоже опасаюсь этого. Но ей придется смириться с этим, если она не хочет помешать блестящей карьере своего сына.

Брэм знал, что Оскар говорит серьезно. Он был уверен в своем таланте и в том, что хорошее общество пойдет ему на пользу!

— А ты, мой друг, уже насытился путешествиями? — Оскар сменил тему.

— Конечно, нет, — отмахнулся Брэм. — Какое-то время я займусь делами в Лондоне, а потом снова уеду.

— Куда? Опять в Рим?

Брэм помедлил.

— Нет, я думаю, что отправлюсь в Париж.

— Тоже хорошо, — кивнул Оскар. — Эта поездка вполне может оправдать себя. Париж — город богемы, художников и литераторов, балансирующих между гениальностью и безвестностью. Да, это может быть очень увлекательно.

— Я больше думал о другом, — сказал Брэм и быстро взглянул на друга. — О парижской опере…

— Я и не знал, что ты поклонник оперы. Ну хорошо, Верди как раз вернулся в Париж, и Жак Оффенбах тоже очень интересен. Его «Орфей» — просто грандиозен!

— Меня не очень привлекают постановки, — несколько смущенно признался Брэм. — Разве ты не слышал этой невероятной истории о том, что в парижской опере живет мрачная тень? Они называют ее «призраком».

Оскар изумленно посмотрел на друга, потом рассмеялся и похлопал его по спине.

— Ах, Брэм, какой же ты оригинал. Сначала ты гоняешься за упырями по ночным кладбищам, а теперь тебя интересуют призраки? Если у меня будет время, я обязательно поеду с тобой. Это может быть очень увлекательно!

Он все еще смеялся, запрыгивая в седло и приветственно поднимая руку. Экипаж поехал дальше, а всадник последовал за ним.

Вампирша наблюдала за происходящим из надежного укрытия. Она не двигалась, только ее ресницы подрагивали. Пока еще никто не заметил ее присутствия, и так должно быть и дальше. Но хотя, сидя на высоком дереве, она могла наблюдать за собранием и понимала произносимые ими слова, но подобраться ближе она не могла. Если бы она была Лицана, то смогла бы превратиться в какое-нибудь маленькое животное, подкрасться ближе и незаметно подслушивать. Но такой возможности у нее не было. В ней пробудилось странное чувство. Неужели это зависть? Невероятно.

Вампирша сощурила глаза. Что там происходило? Похоже, они снова пришли к мирному соглашению. Естественно, оборотни проиграли. Макги погиб, и снова восстановилось прежнее равновесие сил. Несмотря на тщательную подготовку, не все пошло так, как она себе представляла. А потом появились наследники и вмешались в битву. Ринулись прямо под серебряные пули!

На мгновение вампирша устало закрыла глаза. Нет, такого она не могла предусмотреть. И как только Лицана допустили подобное? Да, это наследники помогли перевернуть страницу в их истории. Вампирша совсем не удивилась, увидев камень в руках друидки. Что еще она могла сделать? Она почти физически чувствовала, как из ее рук ускользают нити, которые, как ей казалось, она крепко держала в своих руках. В ней поднялась волна паники. Она не могла вернуться и сказать повелителю, что снова не справилась! Что он с ней тогда сделает? Об этом ей не хотелось думать.