Под журчание его голоса и мои редкие ответные фразы мы прибыли к космопорту.

— Ну, ладненько, я пойду, меня должны встречать. Вот тебе мой идентификатор, найди меня, когда будет лишнее время. Поговорим. Счастливо!

Я машинально сохранил карточку в архиве, глядя, как он бодрым шагом направляется в сторону одного из выходов.

Хорошо. Хоть не испортил человеку настроение. Что ему до цели моего прилёта и вообще что ему мои проблемы.

Ладно, нечего тут стоять. И я поплёлся к лодочной станции.

Одна из причин, почему я не направился ещё на Пересадочной к частной палубе, где меня ждал собственный скаут-заатмосферник, а спустился вниз паромом, заключалась именно в этой самой станции. Сейчас мне было бы очень неплохо выйти в море, подумать. Да, в общем, и просто прогулка под легким морским бризом тоже не помешала бы.

Когда я уже собрался сесть в понравившийся мне глиссер, сзади ко мне кто-то подошёл. Говорят, у десантуры глаза на затылке. Возможно. Я не стал оборачиваться, подождём, когда сам заговорит.

— Рэд.

— Да? — я только теперь повернул голову. Читай мои движения, Творец!

— Рэд, я только узнал, что там случилось. Ты знаешь, вы всегда мне нравились… страшно это.

Я всё не двигался, оставаясь в напряжении, общаться с человеком вот так, спиной, было верхом того, на что я сейчас был способен:

— Я думал, ты не решишься. Похоже, я ошибался.

— Она просила больше не… Требовала, если честно. Ото всех наших.

— И ты всё-таки приехал?

Запоздалая пауза. Что ж, думать надо было до этого. Почти щенячий взгляд в мою сторону. Они всегда так, сначала сделают, а потом пугаются:

— Я… зря я это сделал.

— Угу. Вот это — правда. Вот поэтому мне и нужно было прилететь самому, — я смотрел на него, не мигая.

Когда Симеон всё-таки кивнул в ответ, только тут я отвёл глаза. Пусть его. В конце концов, он-то уж точно ни в чём не виноват.

— Она знать не желает, по крайней мере так говорит, всё время проводит на репетициях, ты же знаешь… Весёлая, как всегда.

Ещё бы.

— Как ты меня нашёл?

— Автоинформатор сообщил, что ты прибыл на Пересадочную. Дело техники. Как раз успел сюда. Так и знал, что полетишь паромом. Ты ужасно предсказуем.

Ясно. На Изолии приватность всегда была не в чести, в особенности среди Творцов.

— Скажи, Рэд, о тебе тоже ходила какая-то противоречивая информация…

Я молча швырнул ему пакет мыслекода, пускай переваривает. И остальным передаст. Живой я для Галактики или нет, при всём хорошем, что было между нами в прошлом, это теперь касалось только меня и Лианы, остальные пусть идут… своим ходом.

Глиссер беззвучно швырнул меня в сторону голубой глади залива, облака прекрасно гармонировали с оттенком воды. Творцы и здесь оставались сами собой. Вода тоже была великолепна, я проплавал на мелководье вокруг глиссера добрых три часа кряду, пока не выбросил из головы все дурные мысли. И даже эхо этих мыслей словно решило отдохнуть.

Выписка из бортового журнала: «Счастье солдата — игра удачи. Даже великий воин ничто без неё, но только лучшие из нас способны управлять этой странной силой. Я редко веду записи, но именно сейчас мне бы хотелось с кем-нибудь поделиться.

Бывают мгновения, когда воин должен быть немного философом. Тебя окружает смерть, может, легкая и быстрая, а может, долгая и мучительная, какая разница, конец-то один. Но её ожидание, оно хуже всякой смерти, которая для солдата — дело привычное и даже обыденное.

Когда твой штурмовик идёт в атаку, когда его броня сверкает, а энерговоды гудят, ты иногда вспоминаешь о ней, но никогда не сжимаешься на ложементе, воображая возможное будущее. Ты летишь вперёд, отчётливо сознавая возможный исход и надеясь на удачу. И когда этот баланс удается сохранить на годы, вот это я и называю настоящим солдатским счастьем».

Подопечные Кенстриджа и его ребят иногда были осведомлены о негласном контроле за их делами, связями и перемещениями, но почти всегда — хотя бы подозревали о самой возможности такого контроля. А когда имеешь дело с Кандидатами, то ты никогда не ошибёшься, если будешь считать, что подозрение у них переходит в неоспоримую уверенность спустя минуты эдак полторы. Как вообще можно пытаться понять, что происходит в голове у человека, который не только способен в любой момент просто исчезнуть из поля зрения любого прибора, но и, при желании, скормить ему любую липу, какую ему заблагорассудится. Как?

А вот так и можно. То, что эти люди — Кандидаты, ничего в действительности не меняло. Они оставались людьми, до последнего цепляясь за свою человеческую природу как за спасительную соломинку. Соломинка не спасала, но тем не менее. А значит, они терпели и будут терпеть пусть самый тонкий, самый ненавязчивый, самый необязательный, но контроль, потому что человек верит человеку. А в команде Кенстриджа работали люди.

И сам Кенстридж был человек. Никогда он бы не переступил черты сам, и не дал бы её переступить любому другому. Их вечные в обоих смыслах оппоненты в Совете могли решить для себя что угодно, но это должно быть их решение, а не его, и не его ребят. И исполнять эти решения предстоит уже совсем не людям.

А значит, помни первое правило инвестигейтора — доверяй объективным свидетельствам, по крайней мере до тех пор, пока они не начинают противоречить друг другу. И не доверяй ничему вовсе, как только подобное противоречие будет обнаружено.

Кандидат, сокрытый за очередным безумным кодовым именем, был террой инкогнитой не только для Кенстриджа, но прежде всего для самого себя, а потому, решив в уме простейшую задачку, сложив два и два, легко становился собственным соглядатаем, даже не отдавая в том себе отчёта. С их непогрешимой памятью это было немудрено, принятое однажды решение легко терялось в завалах мелких каждодневных деталей, но продолжало оставаться в силе.

Если подумать — вполне логично.

Каждый Кандидат однажды задумывается, а что сделал бы я, если бы знал, что по Галактике в попытках найти себя шатаются десятки чёрных ящиков убийственной мощи. Что бы он сам сделал, доведись ему решать? Он бы затих и выжидал. Вот и они теперь — наблюдают и ждут. Других вариантов нет.

И потому Кенстриджу не приходилось каждодневно извлекать крупицы истины из отвалов шумовых помех, исходящих от весьма способного к тому объекта. Наоборот,