— А если не явится? — спросил Никита Иванович.

— Тогда я придумаю какую-нибудь новую композицию, — пожал плечами Савва. — Творчество бесконечно. Более того, — понизил голос, — творчество, собственно, и есть… бесконечность. Что ты на меня уставился? Отдай мне медальон и ключ!

— Зачем? — спросил Никита Иванович.

— Потому что я знаю твое отложенное желание! Потому что я — это…

Никита Иванович давно присмотрелся к пистолету в кобуре на липучках на поясе у Саввы. Работая со шприцами, Савва сдвинул его в сторону, разлепил липучки, так что Никите Ивановичу не составило большого труда выхватить этот пистолет.

— Стреляй! — крикнул Савва. — Да! Это и есть твое отложенное желание, стреляй! Ты всегда хотел меня убить!

Отступив на шаг назад, Никита Иванович медленно поднес пистолет к своему виску.

— В меня! — крикнул Савва. — Ты что, спятил! Нет!

Никита Иванович нажал курок.

…Он не знал наверняка, что произошло. По его виску струилась кровь, но он был жив. Сколько он ни вертел головой, Саввы нигде не было. Никита Иванович был в помещении один.

— Я всегда знал, что ты — это я, — произнес он обращаясь к человеку, которого не было. — Но я не знал, что я — это не ты, точнее, что я — не весь ты. Я убил тебя, — не веря себе, произнес Никита Иванович. — Я убил в себе реформатора…

Он нашел в шкафу полотенце, вытер кровь, пошатываясь, вышел в длинный, тускло освещенный, неизвестно куда ведущий коридор.

Никита Иванович шел по коридору, и ему казалось, что давний его сон сделался явью: он спешит (и совершенно точно успевает) на лекцию, которую прочитает ему тот, кто знает ответы на все вопросы.

1999–2001 гг.