– Вы сошли с ума? – спросила Мэри, возвращая его ноги на постель. – Вы же два дня были без сознания.

– Скажите, мое лицо сильно изуродовано? – спросил Ласситер.

– Нет. – Она выпрямилась, отвела свои каштановые волосы назад и изумленно пробормотала: – Что за странный вопрос?

– Вы не поняли, я имел в виду совсем другое, – произнес он. – Я хотел… – Она оказалась еще красивее, чем он ее помнил. Это было заметно даже в мерцающем свете ламп. Ее неуверенность исчезла. Она выглядела старше, сильнее и женственнее. – Я хотел спросить… Вы меня не узнаете?

– Нет, – ответила Мэри устало и без особого любопытства. – Так кто же вы?

– Вы приезжали на похороны, – выговорил Ласситер, – в Виргинию. На похороны моей сестры и ее сына.

Она недоуменно смотрела на него.

– Кэти Ласситер, – пояснил Джо. – И Брэндон.

Брови Мэри дрогнули, и в глазах промелькнуло что-то похожее на воспоминание.

– Это случилось в ноябре. На вас тогда была шляпка с вуалью. А сами вы были блондинкой.

Теперь Ласситер видел, что она узнала его, хотя из последних сил старается скрыть это. Джо понимал, что она сейчас думает. «Он появился здесь не случайно. И это плохо».

– Вы познакомились с ней в Италии – в клинике.

– Что?! – Мэри отступила от края кровати, нервно отбросив упавшую на лицо прядь волос.

– Дело вовсе не в Каллисте Бейтс. Я нашел ваше имя в кондуите…

– Каком еще кондуите?

– В книге регистрации пансионата «Акила». Я стал искать Мэри Уильямс. И узнал, что она… это вы.

Мэри вернулась к кровати и села на край так, чтобы Джо не смог до нее дотянуться.

– Не понимаю, зачем вы отправились в клинику?

Ласситеру потребовался час, чтобы изложить все события. За это время его голос дважды срывался, и ей приходилось ходить за водой. Лампы начали чадить – в них кончился керосин, и Мэри заменила их на другие. Время от времени она поднималась, чтобы подбросить в печь дрова, а когда Ласситер закончил повествование, сказала:

– Я не поняла.

– Что именно?

– По правде говоря, ничего. С какой стати кто-то должен так поступать?

– Не знаю, – покачал головой Ласситер. – Но было восемнадцать женщин и восемнадцать детей – из них в живых остались только вы и Джесси.

Мэри пригладила волосы. Она казалась Ласситеру такой беззащитной, что ему захотелось взять ее на руки и успокоить. Но это, увы, было исключено по нескольким причинам. Помолчав немного, женщина произнесла:

– Откуда мне знать, что вы не врете?

– Вы уже меня вспомнили. Разве не так?

Мэри тряхнула головой, и ее волосы вновь упали на лицо. Затем она поднялась, и Ласситер услышал, как заскрипела дверца печи, после чего раздался глухой удар упавшего в топку полена и новый скрип – на сей раз дверца закрылась.

Ласситер следил, как огромная тень заскользила по потолку. Наконец Мэри рухнула в кресло-качалку и принялась выстукивать ногой дробь на полу. Делала она это нервно.

– Вы можете все проверить, – продолжал Ласситер. – Позвоните в пансионат, поговорите с Найджелом и Хью. Свяжитесь с Джимми Риорданом в Виргинии. Он работает в полиции Фэрфакса. Позвоните…

– У меня нет телефона, – сказала она. – И кроме того, мы с Джесси в полной безопасности. Нас здесь никто не отыщет.

– Я же отыскал!

Мэри бросила на него тревожный взгляд и поспешила сменить тему.

– Шторм утихает, – сказала она. – Утром береговая охрана выйдет на поиски. Они доставят вас на материк, и вы можете забыть об этом деле. Я хочу сказать, что все происшедшее с вашей сестрой и остальными ужасно… Я вам очень сочувствую и ценю вашу заботу, но… с нами – со мною и Джесси – все будет в полном порядке.

Ласситер вздохнул. Больше он ничего не мог сделать.

– Ну хорошо, – произнес он, – если вы не хотите позволить мне помочь вам, может быть, вы поможете мне?

– Чем? – удивилась она.

– Я затеял все это, не понимая, зачем кому-то потребовалось убивать Кэти. Я и сейчас этого не понимаю. Но… если бы я мог задать вам пару вопросов…

– О чем?

– Не знаю… Ну, например, о том, почему вы отправились в клинику Барези. Почему именно туда, а не в другое место?

Каллиста-Мэри пожала плечами.

– Да по той же причине, что и Кэти. У клиники была отличная репутация. Барези все уважали и считали отличным специалистом. Это одна из первых клиник, где начали осуществлять процедуру, которая меня интересовала. Единственный недостаток заведения заключался в том, что оно находилось за границей, но имелось и некоторое преимущество. У меня появилась возможность вернуться в Италию.

– Вернуться?

– Я жила там в детстве. Неподалеку от Генуи.

– Значит, вы жили в Италии?

– Всего лишь три года, – покачав головой, ответила Мэри. – Тетушка заболела, и если бы не это печальное обстоятельство, мне пришлось бы окончить школу в Аренцано.

– Но…

– Дядюшка занимался строительством, и думаю, делал это отлично, потому что нам приходилось жить в различных местах: Пакистане, Саудовской Аравии, здесь в разных штатах. Третий класс я окончила в Талсе, Оклахома, с пятого класса по седьмой училась в Уилмингтоне, Делавэр. Когда мы жили в Такоме, я в школу не ходила… После этого в восьмом и девятом я училась в Техасе, в Хьюстоне. Затем Италия. Там я жила дольше, чем в других местах.

– Женщина в лавке сказала, что ваши родители умерли, когда вы были совсем маленькой.

– Дядя и тетя взяли меня к себе. Вряд ли им очень хотелось, но тетка осталась моей единственной родственницей.

– Их фамилия Уильямс?

Мэри утвердительно кивнула:

– Тетя Алисия и дядя Билл.

– Они вас удочерили? Я имею в виду… юридически.

Этот вопрос почему-то рассердил ее.

– Не понимаю, какое отношение это имеет к вашей сестре?

– Это имеет отношение к вам. Если они вас удочерили – остался бумажный след в каком-нибудь суде.

– Они хотели, чтобы у меня была их фамилия. Тетя Алисия сказала, что так будет меньше путаницы. В противном случае им придется постоянно оформлять дополнительные бумаги на таможнях. – Мэри тряхнула головой и рассмеялась. – Итак, они удочерили меня не потому, что любили и хотели принять в семью, а просто так было удобнее. Меньше хлопот. – Она помолчала и, снова рассмеявшись, добавила: – Вообще-то я была не подарок.

– Это они так говорили?

– Хм-м. – Она сжала губы. – Мне не пристало жаловаться. Тете и дяде было уже за пятьдесят, и в этом возрасте им пришлось взять к себе существо, еще не доросшее до школы. Они относились ко мне неплохо.