«непобедимая армия» в погоне за неприятелем все глубже и глубже увязала в бескрайних просторах Московии.

В-третьих, и это самое главное, уже в Белоруссии Великая армия Наполеона начала выдыхаться. Его доблестные солдаты выказывали признаки переутомления. Наполеоновское войско растянулось на многие десятки километров; дороги были забиты отставшими и… трупами. Трупами лошадей. Реквизиции, благодаря которым в западных странах можно было пополнить нехватку лошадей и припасов, здесь ни к чему не приводили: движение по вымершей русской глухомани напоминало французам сирийскую пустыню.

«…Наши кавалерия и артиллерия терпели большие лишения, – вспоминал Арман де Коленкур. – Пало очень много лошадей. Многие лошади еле тащились, отстав от своих частей и блуждая в тылу, другие тащились за корпусами, для которых они были обузой, не приносящей никакой пользы. Пришлось побросать много артиллерийских зарядных ящиков и обозных телег. Не хватало трети лошадей; в строю оставалось никак не больше половины того числа лошадей, которые были налицо в начале кампании».

Лошадей либо загоняли, либо они сдыхали от плохого ухода и некачественного питания. Вся эта бесхозная масса падали на фоне страшной жары в тот год создавала реальную угрозу возникновения эпидемий.

Но самым ощутимым ударом для Наполеона стал тот факт, что русские в который раз ловко провели его – его, Императора Европы!

Витебск оказался пуст. Ни людей, ни скота. Ни-ко-го. Пустой город с раздуваемыми по грязным улицам обрывками старых газет. Городские провиантские склады оказались также пусты…

Из воспоминаний Армана де Коленкура о Витебске: «За исключением иезуитов, все состоятельные жители бежали. Дома были пусты. Немногочисленные жители, оставшиеся в Витебске, ничего не видали, ничего не знали и принадлежали к низшему классу».

Сюда, в этот город, Наполеон хотел въехать победителем на белом коне сразу же после выигранного генерального сражения. И вдруг такое. Битва за Витебск превратилась бы в сражение за Россию. А в ее исходе французский император ничуть не сомневался: у русских не было ни единого шанса на победу. Французы были сильнее и многочисленнее. После витебской баталии, как считал Бонапарт, война должна была быстро закончиться, и Александр был бы вынужден сесть за стол переговоров, чтобы… выторговывать свою независимость. При этом Наполеон сохранил бы лицо. А заодно и спас армию.

Потому-то вид колоколен Витебска убаюкал бдительность обычно недоверчивого французского императора. Уверенный, что противник готовится к сражению, он успокоился и даже позволил себе отдать распоряжение не мешать отступающим русским частям отходить за крепостные стены…

* * *

…В Витебске у него впервые внутри заскреблась чертова «мышка». Та самая, которая с годами превратится в огромную «крысу». Ко всему прочему возникли проблемы со сном. Вот уж на что Бонапарт никогда не жаловался, так это на сон. Любимая походная кровать заменяла Наполеону дворцовую перину: усталый за день, он засыпал мгновенно, не мучаясь кошмарами и уж тем более – бессонницей. На походной кровати великий полководец находил отдохновение.

Но в Витебске все изменилось. Коварство русских больно ударило по самолюбию полководца. От былой самоуверенности, какая была еще в Вильно, теперь не осталось и следа. Ведь там, в Литве, ни он сам, ни его окружение ни на миг не сомневались, что русские обязательно запросят мира. И это полностью подтвердил визит генерала Балашова.

С посланцем Александра французы не церемонились, позволив вести себя с ним высокомерно и даже снисходительно. Русский парламентарий должен был почувствовать свою полную никчемность, а заодно и то, что французы настроены решительно и в случае стремительного наступления не оставят от Московии камня на камне. И подобных балашовых, усмехался про себя Наполеон, будет не один и не два – десятки!

Однако, неожиданно для французов, все пошло не так, как хотелось бы. Визит генерала Балашова оказался первым и последним. Странно, русские и не думали мириться. Неужели эти сумасшедшие решили тягаться с самой мощной армией Европы?! Похоже, что именно так. После визита Балашова от русского царя больше не будет ни единого послания. Право дело, о чем говорить до генерального сражения? И все же побеседовать с этим Балашовым сейчас было бы очень кстати.

Лейтенант Цезарь де Ложье: «Верные своей системе, русские и здесь… сожгли свои магазины, рассыпали зерно и уничтожили все, что не могли захватить. Отдельным отрядам приходится для поддержки своего существования прибегать к собственным средствам: они делают набеги, которые в результате только подрывают основы дисциплины, разоряют население и озлобляют его против нас. Армия уже уменьшилась на треть со времени перехода через Неман. Многие солдаты под влиянием голода отделились от армии, отыскивая пищу, и были убиты на флангах; другие заперлись в покинутых господских домах, где нашли достаточно припасов, чтобы жить в довольствии, выбрали себе начальника и охраняют себя по-военному, не помышляя об армии, к которой принадлежат. Сочтите еще больных, отсталых, мертвых и раненых…»

Идти за Витебск – обречь себя на смерть, а армию – на поголовное истребление. Нечто подобное, не стыдясь (наглец!), высказал Бонапарту главный интендант французской армии Пьер Дарю. Опытный царедворец и ловкий интриган, Пьер-Антуан-Ноэль-Матье Брюно Дарю редко когда говорил Императору резкие слова. Слова придворного дипломата – тонкая лесть. Однако именно в Дарю Наполеон ценил прямоту, не свойственную даже его маршалам. Личная преданность монарху – еще не все; намного достойнее уметь сказать правду в лицо. И граф Дарю это умел. А еще генерал-интендант наполеоновской армии хорошо оперировал цифрами. И цифры, которые озвучил в Витебске граф, настораживали: из двадцати двух тысяч конского состава основных сил армии на день взятия Витебска в строю осталось чуть более половины. И это при том, что французская армия еще не вступила в полосу серьезных сражений…

– Падшая живность – результат быстрых маршев наших войск, сир, – докладывал Наполеону граф Дарю. – Армия испытывает серьезнейший дефицит фуража. Кони гибнут, помимо прочего, по причине переедания недозрелых зерновых на полях… Имеются проблемы и с провиантом для личного состава частей армии; на одной каше и сухарях далеко не уедешь… Нехватка муки составляет десятки тонн. В этой местности слишком мало мельниц… Русская кампания – не игра, сейчас опасно заигрываться. Болезни, голод и эти проклятые дезертиры уменьшили армию на треть. Припасов не хватает; офицеры, которых посылают за припасами, не возвращаются, а если и возвращаются, то с пустыми руками… Хорошо, что на гвардию мяса и муки пока еще хватает, но на остальные части – нет. Тылы – гурты быков и походные госпитали – не поспевают за передовыми частями; раненые и больные остаются без лекарств и без ухода. Необходима передышка. Дальше начинается коренная Россия, где живут почти дикие