Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если они вспоминали о своем еврейском происхождении, то скорее для того, чтобы доказать свой российский патриотизм.
Убийца германского посла Мирбаха Яков Блюмкин, который в ВЧК руководил отделом по борьбе с международным шпионажем, на суде так объяснил свои мотивы: он хотел вступиться за честь российских евреев.
Во время Первой мировой войны евреев обвиняли в германофильстве, а после революции — в заключении сепаратного Брестского мира, который позволил Германии оккупировать полстраны. Стреляя в немецкого посла, Блюмкин хотел показать, что есть евреи — противники Брестского мира и они желают, чтобы этот постыдный для России договор с Германией был разорван…
А много ли в самом Троцком было подлинно еврейских черт, если вообще можно говорить о чертах, характерных для целого народа?
Еще в январе 1918 года в газете «Петроградский голос», критически относящейся к большевикам, известный писатель Александр Амфитеатров опубликовал статью под названием «Троцкий великоросс». Амфитеатров полемизировал с обычной оценкой: Троцкий — «инородец», чужой для России человек.
Амфитеатров писал, что «Троцкому, напротив, не хватает традиционных еврейских черт — осторожности, образования, умения приспосабливаться к обстоятельствам. Беда как раз в том, что Троцкий слишком хорошо усвоил типичные черты великоросса, причем великоросса-шовиниста: похвальба, драчливость, нахрапистость, легкомыслие, злоба, умение утереться».
На самом деле национальность имела для Троцкого столь же малое значение, как для Дзержинского или Сталина. Эти люди не чувствовали себя ни евреем, ни поляком, ни грузином. Они ставили перед собой задачи всемирного характера. Выбирая себе друзей и врагов, они отнюдь не руководствовались этническими принципами. Не случайно маленький сын Сталина по секрету сказал сестре: «А наш папа раньше был грузином…» Поздний антисемитизм Сталина, выселение им целых народов — явление другого порядка.
Люди, которые ненавидят Троцкого, говорят: слава богу, что не он пришел к власти, а то было бы хуже, чем при Сталине… А разве могло быть хуже?
Слухи о том, что председатель Реввоенсовета СССР, нарком по военным и морским делам Михаил Васильевич Фрунзе умер в результате неудачно проведенной хирургической операции, сразу пошли по Москве. А вскоре заговорили о том, что Фрунзе вообще не нуждался в хирургическом вмешательстве, что его, можно сказать, насильно уложили на операционный стол — и не для того, чтобы он выздоровел, а совсем наоборот. Зачем? Говорили, что Фрунзе оказался жертвой жестокой политической борьбы в Кремле. Он мешал Сталину.
Михаил Фрунзе принадлежал к числу сторонников Григория Евсеевича Зиновьева, который в 1925 году был еще на вершине власти — председатель Исполкома Коминтерна, член политбюро, хозяин Ленинграда. Вдвоем с председателем Моссовета и членом политбюро Львом Борисовичем Каменевым они казались мощной силой. Некоторое время, до и после смерти Ленина, страной фактически правила тройка — Сталин, Зиновьев и Каменев.
Бывший помощник Сталина Борис Бажанов, бежавший за границу, писал:
«Фрунзе Сталина не очень устраивал, но Зиновьев и Каменев были за него, и в результате длинных предварительных торгов на тройке Сталин согласился — назначить Фрунзе на место Троцкого наркомвоеном и председателем Реввоенсовета, а Ворошилова его заместителем…
Фрунзе был очень способным военным. Человек очень замкнутый и осторожный, он производил на меня впечатление игрока, который играет в какую-то большую игру, но карт не показывает. На заседаниях политбюро он говорил очень мало и был целиком занят военными вопросами».
Бажанов, пожалуй, единственный, кто писал о замкнутости Фрунзе, кто увидел в нем политического игрока. Другие, кто знал Михаила Васильевича, напротив, вспоминали его открытость, дружелюбие и полное отсутствие интриганства. «Его любила, — мало любить, — его обожала Красная Армия. Он пользовался колоссальным авторитетом и доверием», — писал один из военачальников той поры.
Может быть, на Бориса Бажанова повлияло то, что в окружении Сталина к Фрунзе действительно относились настороженно? Фрунзе, возглавив военное ведомство, отменил институт военных комиссаров и поставил во главе военных округов и соединений командиров, «подобранных по принципу их военной квалификации, но не по принципу их коммунистической преданности». Бывший сталинский помощник разглядел в этом далеко идущий замысел:
«Я был тогда уже скрытым антикоммунистом. Глядя на списки высшего командного состава, которые провел Фрунзе, я ставил себе вопрос: «Если бы я был на его месте, какие кадры привел бы я в военную верхушку?» И я должен был себе ответить: именно эти. Это были кадры, вполне подходившие для государственного переворота в случае войны. Конечно, внешне это выглядело и так, что это были очень хорошие военные».
Бажанов пересказал свой разговор с еще одним личным помощником Сталина — Львом Захаровичем Мехлисом, который со временем станет заместителем наркома обороны и начальником Политуправления Красной армии.
Бажанов осторожно поинтересовался мнением генерального секретаря относительно новых назначений в армии.
— Что думает Сталин? — переспросил Мехлис. — Ничего хорошего. Посмотри на список: все эти Тухачевские, корки, уборевичи, авксентьевские — какие это коммунисты? Все это хорошо для 18 брюмера, а не для Красной армии.
18 брюмера 1799 года молодой генерал Бонапарт произвел во Франции государственный переворот и со временем стал императором Наполеоном. Брюмер — второй месяц (с 22 октября по 20 ноября) французского республиканского календаря, принятого после революции (иначе говоря, генерал Бонапарт взял власть 9 ноября).
— Это ты от себя, — уточнил Бажанов, — или это сталинское мнение?
Мехлис надулся и с важностью ответил:
— Конечно, и его и мое.
Мехлис в изображении Бажанова предстает несколько карикатурным. Но Лев Захарович в Гражданскую воевал на Южном фронте, был комиссаром 46-й дивизии, ситуацию в армии и людей Фрунзе знал неплохо.
«Между тем Сталин вел себя по отношению к Фрунзе скорее загадочно, — писал Бажанов. — Я был свидетелем недовольства, которое он выражал в откровенных разговорах внутри тройки по поводу его назначения. А с Фрунзе он держал себя очень дружелюбно, никогда не критиковал его предложений.
Что бы это могло значить? Может, Сталин делает вид, что он против зиновьевского ставленника Фрунзе, а на самом деле заключил с ним секретный союз против Зиновьева? На это не похоже. Фрунзе не в этом роде, и ничего общего со Сталиным у него нет.
Загадка разъяснилась только в октябре 1925 года, когда Фрунзе, перенеся кризис язвы желудка (от которой он страдал еще со времен дореволюционных тюрем), вполне поправился. Сталин выразил чрезвычайную заботу об его здоровье: «Мы совершенно не следим за драгоценным здоровьем наших лучших работников». Политбюро чуть ли не силой заставило Фрунзе сделать операцию, чтобы избавить от язвы…