глупости. Если вы считаете, что это нужно сделать чтобы успокоить людей Саутминстера, я вам разрешаю – делайте. Но послушайте меня, Палмер, за всю свою жизнь, вплоть до сегодняшнего дня, мне никогда не приходилось слышать такой несусветной чепухи от такого человека, как вы. Поскольку я вас всегда считал человеком здравомыслящим. Вы согласны со мной, Хенслоу? – Из своего укрытия я смог услышать, как господин Хенслоу промямлил что-то вроде. – Да, да, у нас уже был разговор на эту тему, господин настоятель. Постойте, это вы о том, что не стоит доверять первому впечатлению, которое производит на нас человек?». – Настоятель ничего не ответил, только фыркнул, пошел прямо к могиле и встал возле неё, повернувшись спиной к ограде, а вслед за ним, опасливо озираясь по сторонам, к могиле подошли и другие. Хенслоу, с задумчивым видом почесывая подбородок, остался стоять там же где и стоял. В этот момент Настоятель обращается к Палмеру: «Палмер, – говорит он, – как вы считаете, что нам будет легче всего сделать, убрать плиту, лежащую сверху, или сдвинуть в сторону одну из боковых плит?».

Старый Палмер и его рабочие стали копошиться вокруг верхней плиты, осматривать и постукивать по ней со всех сторон: с южной, восточной, западной, отовсюду, но только не с северной. Хенслоу что-то пробубнил вроде того, что лучше было бы попробовать её сдвинуть с южной стороны, дескать, там и света больше и места достаточно, куда её переместить. Мой отец, который за всем этим внимательно наблюдал, обошел плиту и подобрался к ней с северной стороны, встал на колени и постучал по ней чем-то металлическим так, чтобы она звякнула, после этого поднялся, отряхнул колени от грязи и говорит настоятелю: – Прошу прощения, ваше Высокопреподобие, но я считаю, что господину Палмеру лучше попробовать сдвинуть плиту с этого конца, отсюда ему будет легче это сделать. Я её проверил и мне кажется, что кому-нибудь из его рабочих будет гораздо проще поддеть её здесь своим ломом. – Ну, что-ж, спасибо, Уорби, – говорит настоятель. – Это хорошее предложение. Эй, Палмер, пусть кто-нибудь из ваших людей подцепит её там, как вы на это смотрите?

Сразу подошел рабочий, поддел плиту своим ломиком, хорошенько подналег и сдвинул её. А когда все наклонились над зияющей щелью, и мы, мальчишки, вытянули свои шеи, чтобы лучше видеть из нашей засады, что происходит, раздался страшенный грохот в западной части хора, нам показалось, будто рухнул огромный деревянный стеллаж и увлек за собой целый лестничный пролет. Наверное, вам не надо говорить, что всё это произошло за какие-то доли секунды. Само собой разумеется, поднялся несусветный переполох. На моих глазах лом вылетел из рук рабочего и тяжелая плита свалилась вниз, вслед за этим я услышал, как закричал настоятель: «О, Боже!».

В этот момент я снова выглянул из своего укрытия и вижу, как настоятель споткнулся и свалился на пол, Палмер и его рабочие со всех ног улепетывают без оглядки прочь из хора, а Хенслоу бросился помогать настоятелю подняться. Палмер рассказывал впоследствии, что он хотел остановить рабочих и поэтому кинулся за ними вдогонку. Во время всей этой суматохи мой отец сидел на ступеньке алтаря, закрыв лицо руками. Настоятель рассвирепел неимоверно: «Хенслоу, я бы попросил вас не путаться под ногами! – с гневом выпалил он. – Не могу понять, куда все разбежались! Это же деревянный стеллаж свалился!» – А когда Хенслоу попытался объяснить ему, что стеллаж находится слишком далеко от могилы, тот его даже и слушать не захотел.

Палмер быстро вернулся обратно, в недоумении смотрит то на настоятеля, то на Хенслоу и говорит, что никак не может понять, откуда взялся этот грохот, потому что ничего не падало. А когда настоятель поднялся на ноги они все собрались вокруг него, только мой отец к ним не подошел, он оставался сидеть там же где и сидел. Кто-то из них зажег огрызок свечи и все опять смотрят на развороченную могилу: «Да ничего там нет, – говорит настоятель, – Ну, а что я вам говорил? Нет, постойте! Всё-таки тут что-то есть. А ну-ка, скажите мне, что это там? Какой-то обрывок нот, и клочок ткани, похоже на вырванный кусок из подола юбки. Видно они недавно здесь появились, в общем, ничего интересного. В следующий раз, прежде чем за что-нибудь подобное взяться, посоветуйтесь со специалистами или с теми, кто занимается подобными вещами», – раздраженно процедил он сквозь зубы и пошел к выходу из церкви, при этом немного прихрамывая. Видно было, что он собирается выйти через северную дверь, а уже будучи на пороге он обернулся и набросился со злостью на Палмера за то, что тот оставил эту дверь открытой. Палмер кричит ему вслед: «Прошу вас извинить меня, ваше Высокопреподобие», – и от изумления пожимает плечами. Хенслоу посмотрел на всё это и говорит: «По-моему, господин настоятель ошибся. Я точно помню, что закрывал эту дверь, похоже, у него нервы на взводе». – Вдруг Палмер вспомнил: «А где Уорби? – говорит. Все посмотрели на моего отца, который сидел на ступеньке алтаря, и подошли к нему. Он к тому времени уже пришел в себя, это было по нему видно, когда он рукой вытирал пот со лба. Палмер, как только подошел, помог ему подняться на ноги, и это меня сильно обрадовало.

Они были слишком далеко от меня, чтобы я мог слышать то, о чем они говорили. Тем не менее я помню, что мой отец рукой указывал на северную дверь, а до смерти перепуганные Палмер и Хенслоу, разинув от удивления рты, смотрели туда, куда он указывал. Немного погодя мой отец и Хенслоу ушли из церкви. После этого рабочие наспех, насколько могли, положили плиту обратно на прежнее место и замазали все щели шпатлевкой. Когда часы пробили двенадцать церковь снова открыли, и мы, мальчишки, убежали домой.

Мне непременно хотелось узнать, что там было такое, что так сильно напугало моего отца. Придя домой я увидел его сидящим за столом со стаканом виски перед ним, а моя мама в сильной тревоге стояла рядом и смотрела на него. Я не смог удержаться от того, чтобы не рассказать о том, где я сегодня был. Только он, похоже, меня и не слушал вовсе. По крайней мере, воспринял он мою исповедь совершенно без эмоций, а я думал он мне взбучку устроит. Как в забытьи он произнес: «Так ты там был, что ли? Ага, понятно. Значит, ты видел его? – Папа, я видел всё, – сказал я. – Только сначала был этот ужасный