— Если хочешь, я подарю тебе Круг Оленя, внучка. Это был великий дар, и я довольно долго раздумывала, прежде чем приняла его, не веря в собственные возможности. Я ответила деду:

— Слишком много пару, чтобы его можно было впустить в такой маленький котелок!

Но он возразил:

— Котелок-то пустой, так что пару в нем поместится достаточно.

И мы с ним весь дождливый сезон встречались ранними утрами в хейимас, чтобы разучивать там Круг Оленя, пока я не выучила его весь. Это по-прежнему самое большое мое сокровище.

После этого я принялась читать архивы в библиотеке Общества Земляничного Дерева, а потом отправилась в библиотеку этого Общества в Телину и в хейимас Синей Глины в Вакваху, где продолжала много читать и слушать умных людей. Я не так уж много могла дать сама, однако мне там было дано очень многое.

Когда Копье и Тень поженились, то у нас в двух комнатах оказалось как бы две отдельные семьи, что было уже явно слишком. Кроме того, мне было не слишком приятно жить под одной крышей с Копьем, которого я когда-то, пусть даже очень давно, так сильно желала. Я не могла полностью доверять ни ему, ни себе самой. И хотя я пела для них Свадебную Песню — пела от всей души!

— все же старые чувства всегда могут неожиданно воскреснуть и поглотить тебя целиком, подобно тем пещерам, которые выжигает раскаленная лава. А у меня самой не было в постели ни одного мужчины с тех пор, как я покинула черные, залитые лавой равнины страны Кондора.

В ту весну я впервые танцевала Танец Луны.

На лето Зяблик, Экверкве и я перебрались в нашу летнюю хижину, а Тень и Копье поселились на другом конце Долины неподалеку от Сухих Водопадов. После Танца Воды мы все снова собрались вместе в доме Высокое Крыльцо, и я решила сходить в Телину. Экверкве напросилась со мной. Мы ненадолго останавливались в доме моей тетки, жены моего сводного дяди, по имени Виноградная Лоза, которая была больна севаи и постепенно слепла; она любила поговорить о былых счастливых днях. Дочерей у нее не было, так что дом ее теперь стал очень тихим, а ведь когда-то в нем было столько шуму и детской возни. Ей нравилось рассказывать Экверкве, как я в детстве называла этот дом «горой» и как она тогда просила меня остаться жить с ней в этой «горе». Теперь же она все повторяла:

— Ну вот, не только Сова, но и Перепелка пришли пожить в моей горе!

И тогда Экверкве, хотя все знала прекрасно, обязательно спрашивала:

— А кто такая эта Сова? — В общем, они с огромным удовольствием болтали и болтали, словно два ручейка в дождливый сезон.

В Телине я каждый день ходила в библиотеку Общества Земляничного Дерева и читала все подряд по истории нашего края. Один мужчина из Дома Змеевика, родом из Чумо, тоже каждый день приходил туда, и мы с ним иногда беседовали. Он впервые в своей жизни покинул Чумо — он немного прихрамывал, упал в детстве, и ему пешком путешествовать было трудно. Он даже не задумывался ни о каких путешествиях, пока не прожил на свете сорок лет. К этому времени он уже долго и очень успешно лечил людей в Обществе Целителей; у него был настоящий дар, причем дар настолько большой, что целительство порой истощало собственные его силы. Он вылечил так много людей и приобрел так много пожизненных должников в Чумо, что совершенно измучился, пытаясь как-то разобраться с ними, и пришел в Телину, чтобы немного отдохнуть. Он ходил в хейимас к Целителям только петь. Вообще это был тихий и застенчивый человек, однако рассказывать умел очень интересно. Каждый раз после беседы с ним мне хотелось поговорить еще.

Однажды он сказал:

— Знаешь, Женщина, Возвращающаяся Домой, если бы мы могли разделить с тобой одну постель, я непременно оказался бы в ней; вот только не знаю, где эту постель приготовить.

— У меня в Синшане есть широкая постель, — ответила я, — в доме Высокое Крыльцо.

— В твой дом я предпочел бы прийти как твой муж. А тебе, может быть, вовсе не хочется снова иметь мужа или — такого мужа, как я?

Я уверена действительно не была, а потому ответила:

— Что ж, я поговорю с Виноградной Лозой. Она в юности жила в Чумо. Может быть, ей даже приятно будет на некоторое время поселить в своем доме мужчину из родного города.

Итак, он переселился в дом к Виноградной Лозе и прожил там с нами вместе до Танца Солнца. Мы вместе праздновали Двадцать Один День. Экверкве теперь спала в одной комнате с Виноградной Лозой, а я — с Ольхой. Чувствовала я примерно вот что: если я и хотела мужа, то Ольха был мужем вполне хорошим; однако, быть может, лучше было бы мне все-таки замуж не выходить. Мои мать и бабушка не слишком удачливы были в браке, да и у меня тоже был один муж, которого я покинула без единого слова сожаления и никогда больше о нем не вспоминала. С Ольхой я, правда, уживалась отлично, к тому же, женившись на мне, он мог бы оставить измучивших его должников в Чумо, что было бы только справедливо, и начать все заново в Обществе Целителей в Синшане. Это был хороший повод, чтобы нам пожениться. Но я все еще продолжала раздумывать. Ведь я по-прежнему оставалась дочерью Кондора и женой Кондора — довольно невежественной, не слишком умной и развитой, еще только превращающейся в настоящего человека. Я была, можно сказать, сырьем, и мне требовалась хорошая обработка. Хотя мне уже исполнилось целых двадцать шесть лет, по-настоящему из них я жила только девятнадцать

— в Долине. В девятнадцать выходить замуж слишком рано. Я поведала эти свои мысли Ольхе. Он слушал очень внимательно, не переспрашивая и не перебивая. Именно это качество в нем мне особенно нравилось-удивительная способность внимательно и молча слушать других. Это был особый дар; и его манера вести себя меня восхищала.

Через несколько дней после этого разговора он сказал:

— Отошли меня назад в Чумо.

— Это же не дом моей матери, — возразила я. — Я не имею права отослать тебя.

— А я не могу оставить тебя, хотя мне следует это сделать, — сказал он. — Я только отнимаю у тебя силы. А то, что я должен давать тебе, ты брать не хочешь или тебе это не нужно.

На самом деле он хотел сказать, что нуждается во мне сам. Он говорил очень страстно и в то же время очень сдержанно, с удивительным самообладанием. И слова его были чистой правдой. Я не хотела, чтобы он нуждался во мне. Но помимо этого была и еще одна правда. Однажды водомерка сделала мне подарок, которого я и не хотела, и не понимала, однако все же приняла; и, вполне возможно, именно он-то и составлял до сих пор основу моего благополучия.

И я сказала Ольхе:

— Похоже, мужья на нашей половине дома Высокое Крыльцо надолго в своих семьях не задерживаются; один все время возвращался назад в Чумо, а другой — вообще в чужие края. Тебе тоже нет необходимости жить со мной слишком долго. Ты можешь вернуться в Чумо всегда, как только тебе этого захочется. Так что поживи с нами хотя бы недолго.

Итак, мы отправились в Синшан на праздник Вселенной, но в танцах Свадебной Ночи участия не принимали. Экверкве еще на месяц осталась с Виноградной Лозой, а Тень и Копье перешли жить в дом Сливовых Деревьев, где пустовала комната на втором этаже с тех пор, как внук Ракушки женился и перебрался к жене в дом На Холме. Другая семья, что жила в нашем доме на первом этаже, освободила для нас одну из маленьких северных комнат, так что мы с Ольхой спали там. В Синшане наша жизнь пошла даже лучше, чем в Телине. Он никогда больше не заговаривал о женитьбе и ни разу не напомнил о тех словах, что сказал мне когда-то: что в мой дом хотел бы войти моим мужем. Я помнила об этом; но все еще раздумывала. «Я ни за что не попадусь на ту же удочку, на которую попались мои родители, — думала я. — Я не позволю его страсти поглотить всю мою жизнь. Я сама должна прежде стать настоящим человеком. И тогда если под Луной или при солнечном свете явится такой мужчина, которого я полюблю всей душой, я возьму его в мужья, если захочу». Так оно и шло. Только вот что-то не встречался мне такой человек, который нравился бы мне больше, чем Ольха.