Холодно, ох как холодно! Бедный Дош. Осталось ли в мире хоть немного тепла? Было ли ему тепло хоть раз с тех пор, как он выбрался из постели Аморгуш? Ступеньки… Проход между огромными гранитными плитами…

Весь храм уже забит народом и гудит от возбужденного шепота… Карзон…

Зэц…

Муж, ростом выше дерева, из позеленевшей от времени меди. Лицо с пышной бородой и крючковатым носом. Потрясающе похоже. Молот прижат обеими руками к мускулистой груди, складки одежды, с таким мастерством изваянные великим К’симбром Скульптором, ниспадают от пояса к земле, чтобы принять на себя часть веса; одна нога выдвинута вперед. Великолепная работа.

Поворачивай же, черт тебя побери, поворачивай! Посмотри на другой конец огромного прямоугольника. Колосс такого же роста, из почерневшего серебра, закутанный в хламиду с капюшоном, держит в одной руке мраморный череп… Чуть ссутуленный, голова наклонена, обратившись к алтарю. Воплощенное зло.

Дрожь, стук зубов, но надо пройти это до конца, надо дождаться Тиона. Рокот барабанов, толпа сходит с ума, что-то сейчас объявят. Люди не любят, когда к ним прижимаются мокрым телом, отойдите, пропустите меня, здесь все равно нет места, чтобы вытащить меч, к черту все взгляды, не обращай на них внимания, пусть себе грозят, пусть дерутся локтями. Ближе, еще ближе.

Алтарь – наковальня, поднятая на подиум. Он черный или покрыт засохшей кровью? Ближе к ступенькам, там свободнее, толпа не хочет, чтобы ее толкали на ступеньки, ближе к этому жуткому богу. Ну же, смотри! Смотри в лицо Смерти.

– Нет, нет!

Ладно, не смотри больше. Выходят люди, жрецы, обходят постамент серебряной статуи. Солдаты. Д’вард – связанный, почти без чувств, окровавленный. Что они сделали с ним! Грохот барабанов. Тишина – подавленная, гнетущая. Белый туман, черный туман… Это только толпа раскачивается или весь храм? Объявляют.

– Именем эфоров и народа Таргленда, именем Мужа еретик Д’вард признан виновным в богохульстве и приговаривается к смерти на наковальне. Во славу Зэца, Последнего Победителя, да будет так!

Ропот. Шепот. Где же Тион? Не вижу Тиона. Они кладут Д’варда на наковальню. Палач в маске, с молотом в руках. Выходит вперед. Где Тион! Он обманул меня! Д’вард лежит ничком на большой наковальне. Непонятно даже, в сознании ли он. Они его избили. Как он будет сражаться с Зэцем, если он без сознания? Такой маленький по сравнению с этим великаном. Злым, страшным… Черный туман колышется… Белый туман колышется… Палач выступает вперед. Встань, Д’вард! Встань! Восстань великаном… великаном из тумана… Схвати его… Души его… Белый туман, черный… Не лежи так, не жди этого, с молотом! Восстань как Освободитель, великий, как Единственный Бог! Вырасти над храмом, Д’вард! Напугай эту толпу, Д’вард! Схвати это чудовище, Зэца! Сокруши его! Задуши его! Земля трясется. Люди кричат.

Помоги ему. Боже! Ты самый сильный, самый великий… Встань, Д’вард! Исполни пророчество! Объяви, что ты Освободитель! Придите, братья, спасите его с наковальни! Не оставляйте его здесь! Молот поднимается…

Кричи! Кричи! Пусть Карзон сам выйдет из толпы! Пусть появится Висек, белый как туман, как солнце сквозь тучи! Они идут! Они идут! Вон Эльтиана, красная как кровь, вон Астина и ее меч правосудия! Сотрясите колонны! Пусть толпа кричит в страхе: Бег… Зэц содрогается… он падает! Этого мало! Где Тион? Где Юноша? Ты ему нужен, Тион! Ну приди же, Тион! Спаси его, Тион! Не дай ему умереть, Тион! Если хочешь, возьми меня, я твой, Тион! Все, все что хочешь! Помоги ему, Тион! Спаси его…

Мы видели, что у двух организмов, далеко отстоящих один от другого в естественной системе, могут встречаться органы, служащие одной и той же цели и по внешнему виду близко между собой сходные, но образовавшиеся отдельно и вполне независимо; однако при более внимательном исследовании этих органов почти всегда возможно найти существенные различия в их строении, и это естественно вытекает из принципа естественного отбора. С другой стороны, самым обычным правилом, проявляющимся повсюду в природе, является бесконечное разнообразие структур, служащих для достижения одной и той же цели, и это опять-таки естественно вытекает из того же великого принципа.

Чарльз Дарвин. Происхождение видов

Маленькие язычки пламени заплясали в сухой траве, лизнули лохмотья коры, осмелели и окрепли, набросившись на ветки. Алиса подула. Кора занялась. Костер сделался жарче, ярче. Она положила поверх охапки ветку потолще, потом другую. Костер затрещал – словно младенец подал впервые голос, – и она откинулась, не сводя глаз с огня. От костра веяло каким-то спокойствием. Разжигать костер гораздо приятнее, чем просто опускать шестипенсовик в газовый счетчик. Так разводили огонь с сотворения мира. Она начала сооружать шалашик из тонких веток – теперь костер продержится до ее возвращения. За высокими узкими окнами зимний закат окрасил облака в огненно-красный цвет.

Она встала полюбоваться делом своих рук. Эту комнату Элиэль Верховная Жрица повелела превратить в трапезную и – временно – в помещение для собраний капитула. Конечно, в ней царил еще беспорядок, но ведь только сегодня утром в нее вообще невозможно было войти, не сломав ногу. На полу не хватало плит. Алиса несколько часов потратила только на то, чтобы подмести всю грязь – чище он от этого не стал. Половина штукатурки со стен обвалилась; то, что сохранилось, напоминало кожу прокаженного. Мужчины отыскали наверху и принесли сюда четыре скамьи и пару столов, источенных жуками, но еще достаточно крепких. Не «Савой», конечно, но лучше, чем столоваться в лесу. Она надеялась, что дымоход не забит птичьими гнездами.

Теперь небольшой ритуал, который она давно уже обещала себе. Она вышла из двери и направилась по коридору к выходу. Грязь здесь просто смели к стенам, оставив узкий проход посередине. Ничего, завтра или послезавтра дойдут руки и до коридора. Она миновала молельню; оттуда доносились негромкие голоса Элиэль и переводчика – Бр’крирг и его люди проходили инструктаж. Кто-то, почти наверняка Титтраг Каменщик, рубил кустарник на заднем дворе, расчищая вокруг дома защитную полосу от огня. Если этот монотонный стук не мешает Элиэль, он тем более не помешает Алисе. Она мрачно покосилась на стертые в кровь ладони. Пройдет еще немало времени, пока пузыри огрубеют и превратятся в мозоли.

Она вышла в парадную дверь – точнее, в проем, ибо открывать или закрывать в нем было нечего, – и в лицо ей ударил свежий вечерний ветер. Покрасневшие облака на западе – старая моряцкая примета, вот только моряков в Соседстве нету. Она сделала то, зачем вышла, – остановилась на крыльце и посмотрела на уходящую вдаль, наполовину заросшую дорогу. Как она и ожидала, дорога была пуста.

– Вы тоже? – Пинки Пинкни стоял на крыльце, поставив ногу на крепко увязанную охапку дров и попыхивая сигарой. Ради всего святого, где он достал сигару? Положитесь на Пинки! Впрочем, у ног его лежал топор, и Алиса не могла отрицать, что за последние дни он заметно вырос в ее глазах, работая не меньше любого туземца.