— Вызвался.

Они хохотали. Андрей смотрел обиженно, потом рассмеялся вместе со всеми.

А посуду они с Женей вымыли очень быстро.

Почему-то считается, что друзья, если они друзья, все рассказывают друг другу, у них нет секретов. Наверное, это ерунда. В последнее время Андрей часто думает о том, что во всем есть — должна быть — своя культура. Культура чаепития даже. Когда не тянут чай с шумом и свистом из чашки, а пьют аккуратно, со вкусом, из красивых чашек или прозрачных стаканов. И чай хорошо заварен, он горячий. И разговор за чаем идет особенный, ласковый.

Культура туризма. Конечно, она есть. Туристы любят природу больше, чем все другие люди. И никогда не сломают живую ветку. И не бросят в лесу консервную банку или обертку от печенья. Они не шумят в лесу, они не возят с собой приемников и магнитофонов, потому что не хотят пугать птиц и сами любят тишину. И еще: они уважают друг друга и готовы помочь. И неправда, что у разных компаний разные порядки. Тот, кто кричит: «Я сюда отдыхать приехал, а не вкалывать!» — он не турист, в нем нет культуры.

И все, все на свете нуждается в культуре. Культура дружбы тоже существует. А как же? Конечно. Она в готовности понимать друга, его настроение, его нужду и печаль. И помогать, когда нужно. И не замечать, когда ему так лучше. И не расспрашивать. Не быть назойливым и любопытным. Мало ли что он хочет тебе рассказать. Мало ли чего он не хочет рассказывать. В первом классе они дружили бездумно, как два щенка или котенка. Теперь они взрослые люди. И все — другое, серьезнее и сложнее.

Кончалась зима. И скоро кончится последний учебный год. Прошел он, кажется, быстрее, чем каждый из предыдущих. Много событий принесла эта зима.

Андрей и Женя получили дипломы журнала «Квант». Олимпиада там была трудной, и победу можно было считать нелегкой.

Сегодня капли летят с крыш, как стеклянные горошины. В них, в каждой, горит солнце. Андрей и Женя возвращаются из школы. Есть такое вечное празднование свободы — это когда кончается учебный день. Сколько бы тебе ни было лет — хоть семь, хоть двенадцать, хоть почти шестнадцать. Все равно — ты вышел из школы, там ты ученик, у тебя обязанности, работа, дела. А сейчас — ты идешь по улице, и просвеченные солнцем сосульки сияют тебе навстречу, и красивая девушка идет навстречу, и быстрые облака пробегают над городом.

Мимо проехали «Жигули». Поравнявшись с ребятами, водитель съехал к обочине и обдал их весенней грязью. За стеклом была видна его смеющаяся физиономия. Он пошутил и смеялся. Потом поехал дальше, уже посередине дороги.

Андрей вытер лицо, хотел стереть грязь с куртки и тут увидел, что «Жигули», те самые, зелененькие, остановились у светофора. Он побежал вперед. Женя что-то крикнул, но Андрей бежал, хотя сам не знал, что собирается сделать. Догнав машину, он зачерпнул рукой грязь, швырнул это мерзкое месиво в открытое окно. Молодой шутник за рулем обалдело смотрел на Андрея. Андрей стоял на тротуаре — он ждал Женю. Ему было совершенно все равно, что предпримет теперь хозяин машины. Никаких эмоций. Андрей и не думал убегать, стоял. Женя встал рядом. Андрей не видел его, но знал, что Женя здесь, рядом.

Водитель вылез из машины и пошел на них. В руках он держал большую железяку. «Монтировка», — вспомнил Андрей название этой железяки. Водитель не был теперь таким веселым малым, он надвигался молча, не как человек, а как враждебная стихия. Не кричал и не ругался — просто шел. Было довольно страшно. Но ребята стояли. Чем ближе подходил водитель, тем медленнее он шел. Значит, хотел напугать, устрашить, добиться, чтобы побежали. Но Андрей и Женя не побегут. Каждый знал это и про себя, и про друга. И тогда водитель плюнул в снег и сказал:

— Встретимся еще.

Так всегда говорят, потерпев поражение.

Зажегся на светофоре зеленый свет. Значит, все это длилось около минуты? А показалось так долго. Уехали зеленые «Жигули».

Андрей и Женя не спеша двинулись дальше. Женя молчал, Андрей тоже. Потом Женя сказал:

— Наверное, так нельзя.

Андрей знал, что Женя скажет именно эти слова. Он их ждал, буквально этих самых слов: «Наверное, так нельзя».

— А как можно? Утереться и сделать вид, что так и надо?

— Не знаю. Но на хамство нельзя отвечать хамством. Ты же интеллигентный человек, а не такой, как он.

— Интеллигентный — не значит беспомощный и хлюпик. Хама надо учить. Может быть, он теперь подумает, прежде чем людей грязью обливать. Заметь, он это сделал нарочно.

— Да, я знаю.

— Он же — хамье законченное. Завтра женщину оскорбит. Послезавтра ребенка обидит. Ему что? Кругом непротивленцы ходят вроде тебя. А если ты такой добренький, чего же ты драться с ним собирался? А, Жень?

— Ну тебя в болото. Я же за тебя драться хотел, а не за твои сомнительные идеи…

Андрей и Женя простились на углу. Сколько раз они прощались на этом углу, с первого класса!

Андрей шел один. Вспомнил, как мама сказала, что он слишком жестко обошелся тогда со Славой. Теперь и Жене кажется, что Андрей переборщил. Может быть, Женя считает, что Андрей злой? А он ведь не злой, но может и разозлиться. Иногда человек должен злиться, а как же?

Андрей еще очень молодой, и, как у большинства молодых, у него много разных теорий. Одна, например, такая. Каждый поступок может стать началом привычки. Поступишь так один раз, другой — и ты уже привык так поступать. Вот сегодняшний случай. Спустил бы Андрей этому распоясавшемуся наглецу, а до этого — Славке с его бездушием и нахальством, и что? Глядишь, так и стал бы всегда всем спускать, сторониться борьбы за свое достоинство. И отвык бы давать отпор, и ходил бы всю жизнь в обиженных. Нет, поступать надо так, как считаешь правильным, а не глотать из трусости чужое хамство.

Вот если бы научиться не обижаться, а быть выше этого… Но кто это умеет? Может быть, один человек умеет — его мама.

Из почтового ящика Андрей вынул письмо. Глянул на конверт, удивился — письмо было от Славы, из Йошкар-Олы.

«Сначала я на тебя здорово разозлился. Потом, когда вернулся домой, заметил, что эта история не забывается. Говорю себе: плюнь и разотри. Но нет, не получается. Я много думал. И захотел перед тобой извиниться. Извини меня, Андрей.