– Все в порядке, – прозвучал ответ. – Сейчас.

– Трещина какая?

– Обычная, дна не видно!

Я упомянул здесь об этом маленьком происшествии, чтобы показать, как человек ко всему на свете привыкает. Два человека, Вистинг и Хассель, висят над бездонным провалом, позируя фотографу, и совсем не отдают себе отчета в серьезности положения. Послушаешь этот смех и шутки, ни за что не догадаешься, как обстоит дело. После того как фотограф спокойно, не спеша закончил свою работу (снимок вышел превосходный), Вистинг и Хассель сообща подняли сани и поехали дальше.

Как раз после этой трещины началась «Танцплощадка дьявола». На вид – ничего страшного. Правда, снег смело ветром и продвигаться было трудно, но трещин почти не было. Довольно много торосов, как уже говорилось, но даже рядом с ними мы не видели серьезных препятствий.

Первое предупреждение о том, что лед здесь более коварен, чем кажется с виду, мы получили, когда передовые собаки в упряжке Хансена вдруг провалились, что называется, на ровном месте. Они повисли на постромках, и вытащить их было легко.

Мы заглянули в провал и решили, что не так уж тут опасно. В полуметре-метре от поверхности находился еще один пласт, как будто из ледяной крошки. Мы предположили, что нижний пласт достаточно плотен, поэтому не страшно провалиться. Однако Бьоланд убедил нас в обратном. Он провалился сквозь верхний пласт и уже пробил нижний, но в последнюю секунду ухватился за веревочную петлю на санях. Собаки проваливались снова и снова, люди – тоже. Из-за пустоты между двумя пластами каждый шаг отдавался зловещим гулом. Каюры изо всех сил нахлестывали собак и подбадривали их энергичными возгласами, торопясь пройти коварный участок.

К счастью, он тянулся недолго. Поднимаясь на гребень, мы сразу заметили, как грунт меняется к лучшему. Оказалось, что «Танцплощадка дьявола» – последний «поклон» ледника. Дальше все неровности кончились. Рельеф и скольжение заметно улучшились, и вскоре мы с удовлетворением отметили, что многочисленные трудности и препятствия окончательно побеждены. Ровный гладкий лед был покрыт плотным снегом; мы быстро продвигались на юг, чувствуя себя вполне уверенно и безопасно.

На 87° южной широты по счислению мы в последний раз видели на северо-востоке землю. Воздух казался кристально чистым, и мы были уверены, что нам все видно. Однако, как выяснилось позднее, мы и на этот раз были обмануты. За день прошли около 40 километров. Высота над уровнем моря 3070 метров.

Недолго стояла хорошая погода. На следующий день подул сильный норд, и вот уже по всему плато загуляла метель. Сильный снегопад слепил глаза, но на душе у нас было спокойно, и мы решительно и быстро продвигались вперед, хотя ничего не видели. В этот день нас ожидала новость – огромные заструги. Пробираться между ними отнюдь не приятно, тем более когда их не видно. В таких условиях не было смысла высылать вперед направляющего. Все равно он не мог устоять на ногах. Сделает три-четыре шага и падает. Сугробы были высокие и крутые. Нужно было быть настоящим акробатом, чтобы, перевалив вслепую, удержаться на ногах.

И мы решили, что лучше всего пустить вперед упряжку Хансена. Тяжело ему приходилось, да и собакам нелегко, но отряд продвигался неплохо. Конечно, не обходилось без того, чтобы сани не опрокидывались; ничего – понатужимся и поднимем их. Каюры основательно потрудились, поддерживая сани среди заструг. Правда, зато и сани служили им опорой. Хуже было нам, «холостякам», которые шли без саней. Впрочем, идя по пятам за нашими товарищами, мы видели все неровности и благополучно одолевали их. Хансен заслуживал особой похвалы: он отлично вел упряжку по такой местности, в такую погоду. Нелегко заставить эскимосских собак идти вперед, когда они ничего не видят. Хансен не только справлялся с собаками, но и держал верный курс по компасу. Казалось бы, это практически невозможно, когда компасная стрелка от частых толчков то и дело обегает кругом всю розу ветров, не успеет остановиться – опять сорвалась с места. И однако, когда нам наконец удалось определить свои координаты, оказалось, что Хансен правил идеально: данные наблюдения и счисления сошлись с точностью до одной мили.

Несмотря на множество препятствий и на то, что мы ехали вслепую, одометры отсчитали почти 40 километров. Гипсометр показал 3260 метров над уровнем моря. Следовательно, мы поднялись выше «Бойни».

Седьмого декабря такая же погода: снег и метель, земля и небо заодно, ничего не видно. Тем не менее мы развили хороший ход. Заструги постепенно сгладились, пошел совершенно плоский рельеф. До чего же приятно было снова идти по ровному льду. Бесконечные борозды нас просто извели. Ладно еще, это было бы где-то внизу, но здесь, на большой высоте, где упадешь – долго не отдышишься, нам, честное слово, приходилось несладко. В этот день мы пересекли 88 параллель и разбили лагерь на 88°9' южной широты. Вечером нас ожидал большой сюрприз. Как обычно, пока готовилась пища, я решил определить высоту. При этом я ожидал, что точка кипения, как и накануне, понизится, свидетельствуя о дальнейшем подъеме, но, к нашему удивлению, вода закипела при такой же температуре, как накануне. Я повторил опыт несколько раз, проверяя, нет ли ошибки, – результат был тот же. И обрадовались же ребята, когда я объявил, что мы достигли высшей точки плато.

Восьмое декабря началось так же, как седьмое: ни зги не видно. Пословица «о погоде говори на закате», кажется, не очень подходит для здешних условий – ну да ладно. Конечно, солнце уже несколько недель не заходило, но я надеюсь, что снисходительный читатель не станет придираться к словам.

Дул слабый норд-ост, снег был отличный, и по гладкой равнине мы быстро катили на юг. Естественно, наши собаки на подъемах растеряли часть прыти, но совсем немного. Правда, они стали гораздо прожорливее. Дневной нормы – полукилограмма пеммикана – им было мало, и они с утра до вечера искали, чем бы еще закусить.

Поначалу они довольствовались тем, что плохо лежало: лыжными креплениями, кнутами, сапогами и т. п. Но мы заметили это и стали внимательно следить за своими вещами. Однако этим дело не кончилось. Собаки принялись за ремни, которыми были связаны сани. И если бы мы им позволили, они живо разобрали бы сани на составные части. Мы приняли контрмеры и по вечерам стали закапывать сани поглубже в снег, так что ремней не было видно. Помогло. Собаки почему-то не пытались одолеть снежный «барьер».

Примечательно: эти ненасытные животные, пожиравшие все, что им попадалось, вплоть до эбонитовых кружков на наших лыжных палках, никогда не покушались на провиантные ящики. Лежит треснувший ящик, собаки ходят кругом, нос вровень с ящиком, и чуют пеммикан, и видят его, но не трогают. Зато стО́ит поднять крышку, как они сбегаются со всех сторон, надеясь на добавку. Не знаю уж, чем это объяснить. Во всяком случае не врожденной застенчивостью.

Ближе к полудню плотная серая пелена на горизонте начала редеть, и впервые за много дней открылся вид на несколько километров. Словно мы проснулись после крепкого сна, протерли глаза и оглянулись по сторонам. Мы настолько привыкли к серым сумеркам, что теперь свет нам буквально резал глаза. Но в верхних слоях атмосферы упрямо держалась мгла, мешавшая выглянуть солнцу.