– Ты прав – отвечу, – отец Меркурий вернул усмешку.

– И что же ответишь?

– Сотня нужна – катафракты на дороге не валяются. Но воины не главное.

– Главное – Корней? И чем же он их так поразил?

– Не угадал, почтенный полусотник. Хотя именно ты как раз и должен бы догадаться.

– Не томи! – полусотник глянул неласково.

– Ты говоришь, что твой род учит молодых воинов? Тому, чему учили всегда?

– А как же!

– А боярич Михаил учит и старому, и новому. Неведомому. Это оценили. Его воинская школа не только воссоздаёт себя, она создаёт нечто, что будет лучше неё. Ведь ты уже это понял. Но князья и церковь поняли глубже. А ты так можешь? И понять, и повторить? Понять можешь, а вот повторить – не думаю. Но сможешь, если станешь учиться сам. И не только воинскому искусству.

– У сопляков?!

– Это сейчас они сопляки. Как и их вождь. Но они станут воинами уже через несколько лет, а через десяток – седоусыми ветеранами, которые прославят свою школу. И продолжат.

– Не долго ли ждать?

– Церковь мыслит столетиями, аллагион. И этого дела не оставит до Страшного Суда. Так что не ошибись.

«Молчит… Куда только словоохотливость делась! Но он всё понял. Только гордыня не даёт признать. Ничего, признает. Ибо умный…»

– Что ж, я тебя понял, – Лука усмехнулся. – Вон оно как повернулось. Что ж, несколько моих сопляков у Михайлы уже учатся. Ещё пришлю. И сам присмотрюсь, и новикам своим велю. Глядишь, и Михайлу чем удивлю…

– Вот и слава богу, почтенный аллагион. И, кстати, я тоже могу рассказать и показать тебе и твоим ученикам много интересного.

– Смотри, за язык поймаю, – усмехнулся Лука.

– Я от своего слова не пячусь, – вскинулся священник.

– Не кипятись, шучу я, – выставил руки в примирительном жесте Лука. – А вот теперь не шучу. Что за науку попросишь? И чему научить можешь?

– Могу научить премудростям пехотного строя. Тому, как следует совместно действовать пехоте, коннице и стрелкам. Что я умею, ты видел на Дунае. Могу учить грамоте – и славянской, и греческой, наукам, хоть это у меня получается плоховато. Зато воинскому делу учу хорошо. А ещё кое-что знаю о том, как следует обустраивать земли.

– Как совместно действовать? Мы ж конники – кованая рать. На кой нам, – Лука посмотрел на священника с хитрым прищуром. – А земли устраивать дело и вовсе княжеское.

– Не строй из себя недоумка, – отставной хилиарх не принял шутливого тона. – Тебе это не к лицу. Мне рассказывали, как вы воевали под Пинском. Большая часть ваших людей была пешей. Кажется, ты сам привёл полтора десятка стрелков из своей пронии. Если хочешь по-прежнему оставаться правой рукой боярина Кирилла, ты должен уметь командовать и конными, и пешими.

– Завлекательные вещи рассказываешь.

– И правдиво, – кивнул отец Меркурий. – Ты ведь уже понял, что отдельной сотни больше не будет, а будет, как это… полк Погорынский, где сотня станет только частью, пусть и главной, если не вообще дружиной Кирилла. А ещё будут дружины прониаров вроде тебя и ополчение из пахарей-стратиотов. Теперь про устроение земель. Это дело не только княжеское, но и боярское. И ты не забыл, куда и зачем вас посылают? И о чём поехал торговаться воевода Кирилл?

– Понял.

– Так зачем играешь со мной? Хочешь сохранить и преумножить своё могущество – учись учить и учиться. Кирилл и Михаил умеют. За то и замечены.

– Уел! – Лука развёл руками, признавая поражение. – Так что за науку хочешь?

«Надо бы попросить другое, но слово дано!»

– Продай мне для начала одну свою холопку и её детей.

– О как! – полусотник даже не попытался скрыть удивление. – Которую?

– Гостёну, во Христе Прискиллу.

– Да на кой она тебе? Сама, не спорю, ладная – даже жена моя богоданная взревновала и пилит потихоньку, да и невестки мои, гляжу, сынов тоже того, так ты монах. А для другого – вдовая, дети малы ещё. Только в прислуги. Так на то и получше есть!

– Это расплата за мою опрометчивось, почтенный, – невесело усмехнулся отставной хилиарх. – Если решишь принять моё предложение, то сообщи завтра свою цену. А сейчас, прости, мне пора. Да и подумать надо нам обоим.

– Что ж, доброго пути тебе, отец Меркурий, – Лука поклонился. – Завтра свидимся. А сейчас пойдём – провожу тебя. Только скажи, если ты Гостёну в задаток просишь, то чем ещё обязан буду?

– За знание платят знанием, почтенный аллагион.

– Умно, – кивнул Лука. – Договорились.

* * *

Народу на службу пришло немного, да оно и неудивительно – день будний. Но Лука явился, что называется, со чады и домочадцы, да ещё и вырядился по-праздничному. Остальные прихожане на него даже косились – чего это он, мол?

Ответа пришлось ждать до окончания службы. Едва отец Меркурий закончил, как Лука выступил вперёд.

– Отец Меркурий, дозволь сказать слово перед Господом, тобою и братьями во Христе?

Собравшиеся на службу слегка обалдели от такого обращения и принялись шушукаться.

– Дозволяю, сын мой! – священник сделал приглашающий жест.

– Раба божия Прискилла со чады, поди сюда, – величественно возгласил полусотник.

«Во чтецы его, что ли, поставить? Истинное благолепие во гласе, малака!»

Ничего не произошло. Лука побагровел.

– Гостёна, мухой ко мне! Бегом!

Заслышав это, молодая привлекательная баба, обхватила руками, как курица крыльями, нескольких невеликих ещё детей и, подталкивая их перед собой, резво посеменила к полусотнику.

– Звал, Лука Спиридонович? – баба заискивающе заглянула в глаза хозяину.

– Тут стой! – Лука посмотрел на неё, как на вошь, но сдержался, повернулся к остальным прихожанам и воздел руку, привлекая внимание. – Православные, желаю я, по примеру древних христиан, пожертвовать рабу свою с чадами её церкви!

– Совсем зажрался, рыжий, – прошелестело откуда-то. – Холопов девать некуда!

Лука, похоже, услышал. Он опять побагровел, глаза стали бешеными, взгляд обежал толпу, но никого не нашёл. Полусотник шумно выдохнул, но снова смирил себя.

– Сим передаю малых сих, – Лука величественным жестом обвёл закаменевшую в позе наседки Гостёну, – пастырю нашему – отцу Меркурию, дабы от имени церкви Христовой володел он ими во славу Божию!

«Истинно Говорун, малака! Златоуст, чтоб его вши сожрали! Но придумал хорошо – не отнять. Придётся не ударить в грязь лицом – только рабыни мне и не хватало. И теперь я ему обязан, малака!»

Отец Меркурий благословил склонившегося в поклоне полусотника и украдкой осмотрелся.

На лицах прихожан читалась разнообразнейшая гамма чувств: от восхищения до презрения.

Но особенно позабавило священника семейство Луки: большинство женской его части не смогло скрыть своего облегчения, а большинство мужской – разочарования.

«Так вот