— Как он умер?

— Это как раз самое интересное — никто не знает наверняка. Он умер в собственной спальне, это не вызывает сомнений, но обстоятельства его смерти покрыты таинственным мраком. Его близкий друг Джон Эвелин намекал на то, что он покончил с собой. Первый граф Шефтсбери, еще один член Кабального совета, клялся, что Клиффорд однажды говорил ему о предсказании своего гороскопа: якобы он станет «одним из величайших людей Англии, но длиться это будет недолго, и он умрет кровавой смертью». Но, как сейчас мы знаем, чтобы убедиться в этом в тысяча шестьсот семьдесят третьем году, Клиффорду не нужен был гороскоп: как и Роджер Осборн, доктор Брискоу, сэр Генри Рейнольдс и сэр Грэнвилл Хейнс, Томас Клиффорд тоже был в Дувре, а также в Сент-Клод в ту ночь, когда умерла Генриетта Анна.

— Вы думаете, его могли убить?

— Это очень вероятно.

— Но Мейтленд погиб в реке Флит в декабре тысяча шестьсот семьдесят второго года.

— Наверняка мы знаем только то, что Мейтленд был ранен и упал в реку. Погиб ли он при этом, нам неизвестно.

— А как узнать, остался он в живых или нет? Мне кажется, должен существовать и второй дневник, продолжение. Что же случилось на самом деле?

— Там внизу, в архиве, лежат письма семейства Клиффордов.

— Боже мой, тут действительно холодно, — сказала Клер, ежась и обхватив себя обеими руками; она уже жалела о том, что не взяла с собой плащ.

Эндрю закрыл за собой дверь и повернул выключатель. Шесть трубок дневного освещения под потолком ожили и замигали.

— Когда-то здесь был винный погреб, — объяснил он. — Когда построили новый погреб под Вевел-корт, этот подвал отдали под архивы.

— Когда это случилось?

— Лет двести назад.

Площадь архива примерно совпадала с площадью самой библиотеки у них над головой. Потолки здесь были низкие и поддерживались толстыми деревянными балками. Пол выложен большими каменными плитами, а стены выглядели так, будто были высечены из цельной скалы. Чтобы решить проблемы, неизбежно связанные с многолетним использованием помещения в качестве винного погреба, руководство Тринити приказало смонтировать здесь систему воздушного охлаждения, благодаря которой уменьшалось количество пыли и регулировалась температура и влажность. Но все равно пахло здесь как в погребе: Клер сразу почувствовала во влажном воздухе слабый душок известняка. На прочных металлических стеллажах здесь виднелись ряды картонных коробок, коричневых или белых. Вдоль стен выстроились старинные шкафы из дуба, между которыми стояло несколько простых деревянных столов. В архиве царили чистота и порядок, ничего общего со складским помещением, как она представляла себе это прежде, даже чувствовался некий старомодный уют, отчасти потому, что все коробки были подписаны от руки. Вслед за Эндрю Клер прошла между стеллажами, обозначенными буквами от «С» до «Е», мимо коробок с надписями «Кардифф», «Сидерс», «Честертон», «Чилдерс» и наконец «Клиффорд»[43]. Бумаги Клиффордов занимали на стеллаже две полные секции. Клер подсчитала, что здесь двадцать коробок, но ни на одной из них не было даты.

— Когда эти материалы были подарены библиотеке? — спросила она.

— Думаю, где-то в начале девятнадцатого века, — ответил Эндрю.

— А Томас Клиффорд умер в тысяча шестьсот семьдесят третьем году. Да тут бумаги, которые копились целых двести лет!

По лицу Эндрю пробежала тень, он, видимо, тоже засомневался: слишком большой стог сена предстоит им перерыть без всякой уверенности в том, что в нем есть иголка.

— Смотрите сами, стоит ли игра свеч… — пробормотал он.

С одной стороны, конечно, это будет утомительно и скучно, но, с другой стороны, чем черт не шутит… вдруг найдется ответ хотя бы на пару вопросов?

— Стоит, — ответила она, хотя кончики пальцев у нее уже совсем замерзли, — Откуда начнем?

— С самого начала, разумеется.

Эндрю поднялся на цыпочки и снял с верхней полки коробку, стоявшую слева.

— Дураку понятно, что самые старые бумаги должны находиться здесь.

Предположение вполне разумное, но, к несчастью, тот, кто формировал и приводил в порядок эту коллекцию, был, видимо, другого мнения. Впрочем, о порядке здесь не могло быть и речи. Изучив содержимое первых четырех коробок, они не обнаружили ни намека на какую-нибудь разумную систему. Здесь были и счета, и приходно-расходные тетради, которые велись в фамильном поместье в Угбруке, и пачки писем к людям с фамилией Клиффорд, ни один из которых не был Томасом, и изящные книжечки небольшого формата со стихами, и тетрадка, помеченная 1764 годом, принадлежавшая какому-то десятилетнему мальчишке-школяру по имени Генри Клиффорд, и огромная семейная Библия, изданная веком ранее. Под твердой обложкой ее обнаружилась написанная маленькими, аккуратными буковками дата рождения и смерти Томаса Клиффорда, а также список многочисленных детей Томаса и их многочисленных потомков на три поколения вперед.

Эндрю ткнул пальцем в дату, стоящую рядом с именем Томаса Клиффорда.

— Четырнадцатое августа тысяча шестьсот семьдесят третьего года.

— Какое тогда Мейтленд мог иметь отношение к его смерти? — спросила Клер, — Даже если он не утонул, Анна знала достаточно много про его художества, чтобы его схватили и приговорили к смертной казни. Он бы болтался на виселице в Тибурне задолго до августа.

— Похоже, вы правы, — согласился Эндрю.

Продолжая рыться в коробках, Клер думала: странное дело, когда они с Эндрю работают вместе, они потрясающе хорошо ладят между собой. Оба увлечены делом, у них общий интерес, между ними царит полное согласие, общаются они легко и свободно, да и вообще, похоже, обоим приятно быть вместе. Но стоит только перейти наличный уровень, все идет как-то не так. Клер уже знает: попытайся она затронуть личную тему — ну, скажем, почему она целовалась с Дереком Гудменом в ту злополучную ночь — и сразу ткнется лбом в стену пресловутой английской сдержанности. А если не говорить об этом, то как через эту чертову стену перебраться?

Она скосила глаза на Эндрю. Он копался в каких-то бумагах, кажется, это были юридические документы восемнадцатого века; брови его сосредоточенно сдвинуты, на лоб падает прядь волос, а он даже и не замечает. Какой глубокий характер, сколько ума, привлекательности, какой интересный человек скрывается под этой профессорской внешностью. Откровенно говоря, она боялась даже не его холодности. Вот попробует она заикнуться про их отношения (конечно отношения, как еще это назвать?), а он возьмет и скажет, что все еще встречается с этой Габриэллой Гризери! Какой дурой она будет выглядеть! И тогда придется бегать от него еще целых шесть месяцев. Нет, лучше уж помолчать.

А на столе уже стоит открытая коробка под номером девять… Но тут Клер наконец почувствовала, как здесь все-таки холодно, и вспомнила, что именно в это время наверху, в трапезной подают обед. Она уж было собралась предложить сделать перерыв, как вдруг под руку ей попал какой-то футляр, а в нем пачка пожелтевших бумаг, перевязанных тоненькой красной ленточкой. Прежде всего в глаза бросилась дата (11 октября 1672 года!), а уже потом список имен: графиня Каслмейн, мадемуазель де Керуаль, герцог Монмаут, Нелл Гвин, принц Руперт, мадам Северен. С правой стороны рядом с каждым из этих имен стояли цифры денежных сумм: 700 фунтов стерлингов, 500 фунтов стерлингов, 1200 фунтов стерлингов.