этом мире женщины пользовались той же свободой, что и мужчины.

— Видишь ли, он считает, что нынешние девушки делятся на две категории: одни ведут праздный образ жизни и не способны ни к чему отнестись серьезно, а вторые ответственны, но к моему возрасту уже замужем. А он не хочет тратить на меня время, если не будет уверен, что я потом не похороню все его труды в каком-нибудь клубе или в детской. Собственно, именно поэтому он берет к себе только парней.

— Но у тебя нет мужа, — озвучил очевидный нюанс Клим и доел последнюю ложку супа. Собрал куском хлеба остатки и сунул его в рот.

— В том-то и дело, — протянула Женя и очень пристально на него посмотрела.

Клим перестал жевать. Он все понял. Рискуя подавиться, он произвел могучее глотательное движение.

— Ты хочешь, чтобы я притворился твоим мужем.

— Да, — снова улыбнулась Женя. — Всего один раз. Ты придешь к нему и скажешь, что я могу говорить только об этнографии, и тебя тоже интересует только работа, и мы сошлись на этой почве, и детей не планируем вообще.

— Но… Он же потребует доказательств.

— В этом мире полно гражданских браков, никого это не удивит. Скажем, что не видим смысла в том, чтобы отчитываться перед государством в наших чувствах. Выучишь обо мне пару фактов.

— Ну, не знаю.

— Клим, — произнесла Женя так, что он понял — зря он повелся на борщ, из этой комнаты несогласным его уже не выпустят, — мне больше вообще некого попросить.

— Из меня плохой лицедей.

— Из твоего брата еще худший, а вы двое — единственные доступные мне мужчины подходящего возраста.

— Но…

— Я буду готовить тебе месяц, — внезапно понизив голос, вкрадчиво произнесла Женя, и от ее интонации у Клима по коже забегали мурашки. — Все, что ты захочешь.

— Все? — дрогнув голосом, переспросил он.

— Все, — все так же проникновенно пообещала она. — Любое блюдо по-твоему желанию.

— Голубцы хочу, — решил закинуть удочку Клим. Получилось с придыханием.

— Будут тебе голубцы, — отозвалась Женя. — И щи, и котлеты, и кулебяка, и куриные сердца в сливочном соусе, и праздничный торт в конце. Просто сходи со мной к нему. Это же тебя ни к чему не обяжет. Ну, не получится, придумаю что-нибудь еще. Пожалуйста. Только представь: котлетки, сочные, с начинкой, вилка входит в них…

— Ладно! Схожу! — сдался Клим, сглатывая слюну. В конце концов, ведь Женя права, и никому плохо от их небольшого представления не будет. — Когда надо?

Женя выдохнула и рассмеялась от облегчения.

— Он ждет нас завтра.

— Подожди, то есть ты была уверена, что я соглашусь?

— Я очень на это надеялась. А теперь пошли на кухню. Я буду готовить котлеты, а ты учить факты обо мне. Мало ли, чего он спросит.

— Какие еще факты?

— Какого цвета мои глаза? — спросила Женя и закрыла эти самые глаза.

Клим напряг память. Еще напряг. Но там нужной информации не оказалось.

— Голубые? — неуверенно предположил он.

— Карие, — вздохнула Женя. — Про дату рождения и знак зодиака даже спрашивать не буду. Все, идем, у нас много работы.

И она вскочила из-за стола.

— Жень, а там борщ еще остался? — поинтересовался Клим. — На сытый желудок оно как-то лучше учится.

— Остался, остался, — пообещала Женя.

Клим конечно, осознавал, что попал. Но больно уж условия были хороши.

***

Профессора звали Павлом Владимировичем, и был он старенький и маленьким, сморщенным. Он восседал за своим столом в зеленом вельветовом костюме и, пожалуй, выглядел немного смешно, но когда Клим с Женей предстали пред его очами, стянул на край носа очки и окинул их цепким, вовсе не старческим взглядом. «Вот теперь ты точно попал», — подсказало Климу чутье. Клим послал его лесом. Поздно было менять решение. Женя, судя по всему, тоже нервничала, все вытирала ладони о джинсы.

Они неловко поздоровались, и профессор вполне тепло им улыбнулся.

— А вы, значит, муж? — поинтересовался он у Клима. — И что же, вы готовы к тому, что Евгения непонятно где станет пропадать, пока вы будете сидеть голодный? Вкусно хоть готовит-то?

По мнению Клима готовила Женя так, что и в царских хоромах за такую кухарку немало золота бы отвалили и точно не прогадали.

— Пальчики оближешь, — не покривил душой он. — Хотите, она вас как-нибудь пирожками угостит? Убедитесь. А что на несколько месяцев из дома будет пропадать, так я давно об этом знаю. Она меня сразу предупредила, еще до того, как встречаться начали.

— И сколько же вы вместе?

— Пять лет.

— Так Евгения ведь в Санкт-Петербурге училась.

— Училась.

— И как же вы решали проблему расстояния?

Клим собрался. Это был сложный вопрос, но на него они вчера тоже продумали ответ.

— Вот потому что мы сумели пронести наши чувства через эту долгую разлуку, мы и полагаем, что вполне сможем жить в условиях Жениных командировок, — выдал он зазубренную фразу. Женя взглянула на него с гордостью. Посторонний мог подумать, что она гордится его чувствами к ней, но на самом деле она гордилась своим явным педагогическим талантом.

— Похвально-похвально, — покивал головой Павел Владимирович. — А что же дети? Через сколько планируете?

— Не планируем, — качнул головой Клим.

— Совсем? — удивился профессор.

— Совсем, — кивнул Клим. — Видите ли, и я, и Женя — мы оба очень заинтересованы в том, чтобы построить карьеру. А дети и карьера — вещи плохо совместимые.

И он мельком взглянул на Женю, желая убедиться, что нигде не ошибся, а она коротко кивнула, давая понять, что он все сделал правильно.

Павел Владимирович хмыкнул.

— Чудесно. Просто чудесно! — хлопнул ладонями по столу он. — Знаете как редко нынче попадаются такие решительные и целеустремленные молодые люди? Забыл спросить, а сколько вы уже в законном браке?

Он выжидательно приподнял бровь.

— Мы сожительствуем, — ответил Клим, и едва сдержался от того, чтобы не поморщиться.

Этот момент в их плане ему не нравился, пусть Женя и говорила, что это все равно. Но ему все казалось, что так он ей оскорбление наносит. И ей, и, тем более, ее отцу. Вот как