Недостаток сродства. Одной из важных причин политических волнений является недостаток духовного сродства между народностями, вследствие завоевания или иммиграции, одновременно живущими на одной и той же территории.

Уже Аристотель заметил, что разница в происхождении народов, живущих вместе, может служить причиной революции до тех пор, пока они не ассимилируются и не поглотят друг друга; так, ахейцы, присоединившиеся к трезенцам, чтобы основать Сибарис, прогнали последних, когда стали более многочисленными.

Таким же недостатком сродства можно объяснить ненависть славян к туркам, чехов – к венграм, басков – к испанцам, европейцев – к евреям.

Мусульмане, живущие на севере Суматры, постоянно восстают против голландцев. Причиной этого служит не климат и не управление – очень разумное, терпимое и дающее им полную свободу (остаются же покойными буддисты на Яве), – а разница расового характера, которой разница в религиях служит только признаком.

5) Плотность населения. Изучение отношений, существующих между плотностью населения и монархическими наклонностями в различных департаментах Франции, доказывает, что там, где население более скучено, общественное мнение склоняется к идеям республиканским, и наоборот. В самом деле, те департаменты, в которых количество жителей на квадратный километр не превышает 40–60 (Нижние Альпы, Эндр, Вандея, Нор, Жер, Аверон и прочие), дали большое количество монархических голосов на выборах 1877–1881—1885 годов. Напротив того, те департаменты, в которых народонаселение очень плотно (Сена, Рона, Луара, Сена и Уаза и прочие), дали большинство голосов республиканских, как это видно на диаграмме (с. 398).

Легко понять, что в больших городах, где население особенно скучено, политические волнения почти не прекращаются. Это особенно ярко проявляется в Париже, куда, по словам Виоле-ле-Дюка, весь свет выбрасывает свою пену, делая из столицы Франции космополитический город, в котором кочевая беспринципная толпа нагло распоряжается выборами и пользуется несчастьями страны для того, чтобы колебать правительство и становиться на его место.

Поэтому-то после Коммуны на 36 тысяч арестованных пришлось 25 648 провинциалов и 1725 иностранцев.

«Вот в этом-то и состоит, – прибавляет Максим дю Кан, – недостаток чересчур централизованных стран, в которых провинциальная жизнь слишком неразвита.

Большие столицы вредят политическому покою страны; подобно всасывающему насосу, они притягивают и задерживают. У Франции голова несоразмерно велика, и потому она, как все страдающие водянкой в голове, по временам подвергается приступам буйного бреда. Коммуна была одним из таких приступов.

Чистокровный парижанин лишь в слабой степени участвует в таких взрывах. Пена провинций волнует Париж. Все неудачники, тщеславные, себялюбивые и завистливые люди скопляются в столице, считая себя способными управлять всем миром, потому что удачно проповедовали в кабачках родного города. Париж должен осуществить их надежды или погибнуть, а так как он не знает даже их имен, то пусть проваливается».

6) Отношение к гениальности. Что касается гениальности, то, что бы ни говорил Якоби – исследованиям которого мы, однако ж, многим обязаны, – отношение ее к плотности населения очень слабо выражено. Если и проявляется некоторый параллелизм, то только в очень крупных центрах (Париж, Лион, Марсель), а в средних он незаметен.

Да, наконец, большое количество гениальных людей в крупных центрах есть явление скорее кажущееся, чем действительное. В другом месте мы доказали, что гениальные люди хотя и умирают по большинству в больших городах, но родятся они в провинции, откуда уходят в города лишь потому, что там легче могут проявить себя. Это заставляет думать, что крупные центры способствуют скорее проявлению, чем нарождению гениальных людей[88].

Если в первые эпохи эволюции плотность населения содействовала прогрессу, то теперь, если судить по Китаю, Египту, Мадриду и Неаполю, этого сказать нельзя.

В общем, можно признать, что плотность населения благоприятна как для бунтов, так и для эволюции, но больше для первых, чем для последней, что доказывается и малым ее влиянием на гениальность, служащую высшим проявлением эволюции.

7) Земледельческий и промышленный прогресс. Возникновение крупных рабочих центров, предоставляя всяким новым идеям более легкую возможность распространения, увеличило удобства и неудобства чрезмерной скученности. Если быстрые средства сообщения – телеграфы и железные дороги – облегчают принятие репрессивных мер, то они облегчают и распространение бунтов. Поэтому-то деспотические правительства и относятся враждебно к почте и железным дорогам.

Научные открытия, вообще, не только помогают развитию промышленности, но дают оружие революционным силам; динамит и керосин предназначены, по-видимому, сыграть для пролетариата ту же роль, которую сыграл порох для буржуазии при ее борьбе с дворянством.

Из диаграммы (с. 399) видно, что промышленные округа Франции дают большинство голосов республиканских, а земледельческие – монархических. Распространение земледелия и виноградарства преобладает в странах монархических.

То же самое можно бы было сказать и о преобладании гениальности в странах промышленных, но так как она преобладает также и в странах горных, которые часто становятся промышленными только потому, что негодны для сельского хозяйства, то влияние промышленности маскируется влиянием орографическим.

Быстрый ход эволюции в промышленных странах вполне подтверждает исторический закон Спенсера, согласно которому промышленный период представляет собой венец человеческой эволюции, так же как и высочайшую степень развития благосостояния.

8) Образование. После всего сказанного становится вполне понятным, что эволюция идет быстрее там, где шире распространено образование. Как видно на диаграмме, департаменты, население которых наиболее образованно (90–95 % грамотных), суть чисто республиканские, а в департаментах, средних по образованию, монархисты и республиканцы друг друга уравновешивают. Одного только я не могу себе объяснить – почему республиканцы преобладают также и в департаментах, дающих наименьший процент грамотности.

9) Гениальность. Распространение гениальности и республиканских принципов повсюду вполне совпадает, как предвидел Якоби.

Департамент Сены дает максимум гениальности и минимум реакционных голосов. Точно также республиканские департаменты Вар, Рона, Сена и Уаза, Сена и Марна богаты гениальными людьми, тогда как Вандея, Морбиан, Па-де-Кале, Нор, Верхние и Нижние Пиренеи, Жер и прочие реакционны и бедны гениальностью. Эта аналогия до такой степени полна, что маскирует влияние расы, плотности населения и прочее, что вполне естественно, разумеется.

Гениальность есть одновременно и проявление, и показатель эволюции, как потому, что рождается из последней, так и потому, что выдвигается ею на свет.

Карлейль пишет, что лучшим показателем интеллектуальной культуры данной эпохи является отношение последней к гениальным людям.

В Древней Греции литература и искусство процветали, потому что она посредством эстетического воспитания, Олимпийских игр и частых революций приучала народ ценить гениальность, лишь бы последняя не слишком опережала век, как это случилось с Сократом.

«Во время моих