затем гибнущие датчики придали ему багряный оттенок. А потом он увидел яркую голубизну там, где не было ничего, кроме бурого и серого.

– Высота – пятьдесят. Посадка будет жесткой.

Когда дрон клюнул носом, а земля рванулась ему навстречу, Дональд смахнул слезы. А слезы у него выступили при взгляде на монитор, потому что камеры продолжали исправно работать.

– Синее… – прошептал он.

Это было мимолетное подтверждение как раз перед тем, как ярко-зеленый ландшафт проглотил умирающий дрон. Цвета на мониторе потускнели и погасли. Шарлотта выпустила рукоятки управления и выругалась, потом ударила по консоли ладонью. Но когда она с извинениями повернулась к Дональду, тот уже обнимал ее, прижимал и целовал в щеку.

– Ты видела? – выдохнул он. – Видела?

– Что – видела? – Шарлотта высвободилась, на ее лице застыла маска разочарования. – Под конец все приборы отказали. Проклятый дрон! Наверное, простоял в ангаре слишком долго…

– Нет-нет. – Дональд показал на темный экран. – У тебя все получилось. Я увидел. Там, снаружи, синее небо и зеленая трава, Шарла! Я их видел!

98

2331 год

Год двадцатый

УКРЫТИЕ 17

Сам того не желая, Соло стал экспертом по тому, как портятся вещи. День за днем он видел, как сталь и железо рассыпаются ржавчиной, как отшелушивается краска, скручиваясь оранжевыми чешуйками, как собирается по углам черная пыль истертого металла. Узнал, что резиновые шланги со временем твердеют, засыхают и трескаются. Увидел, как сдаются клей и мастика и на полу оказывается то, что было закреплено на стенах и потолках, внезапно и жестоко побеждаемое богами-близнецами – гравитацией и обветшанием. Но больше всего он узнал о том, как разлагаются тела. Они не всегда исчезают быстро – как это случилось с матерью, оттесненной наверх обезумевшей толпой, или с отцом, скрывшимся в тенях полутемного коридора. Тела чаще всего подъедались и истаивали невидимыми кусочками. И время, и личинки мух отращивали крылья; они улетали и уносили с собой всё.

Соло вырвал лист со скучной статьей из книги «Ри-Ро» и сложил его «домиком». Он подумал, что укрытие во многих отношениях принадлежит насекомым. Там, где появлялись тела, всякий раз темными облаками налетали насекомые. Он прочел о них в книгах. Личинки каким-то образом превращались в мух. Белое и извивающееся становилось черным и жужжащим. Предметы изнашивались и изменялись.

Он продел веревочки по уголкам сложенного листа, чтобы подвесить к ним груз. В этот момент обычно вмешивался Тень, подходил, терся выгнутой спиной о руку Соло и наступал на то, над чем тот трудился, одновременно раздражая его и смеша. Но сейчас Тень ему не мешал.

На концах веревочек Соло завязал узелки, чтобы они не проскочили сквозь бумагу. В тех местах, где были проделаны дырочки, бумага была сложена вдвое, чтобы не порвалась. Он-то хорошо знал, как рвутся и ломаются вещи. Соло был знатоком в том, о чем хотел бы позабыть навсегда. Он мог с одного взгляда определить, давно ли кто-то умер.

Тела тех, кого он убил много лет назад, окоченели, когда он их перетаскивал, но затем раздулись и стали вонять, испуская газы. К ним прилетели рои мух, и вскоре у них начался пир.

От вони у него слезились глаза и першило в горле. А тела быстро становились мягкими. Как-то раз Соло пришлось оттаскивать несколько тел с лестницы, где они лежали вповалку и мешали ходить, и плоть у них буквально разваливалась. Она стала похожа на творог, который он пробовал в те времена, когда еще были козы и молоко. Когда из тела исчезал обитавший в нем человек, удерживавший тело в целости, плоть начинала распадаться. Поэтому Соло сосредоточился на том, чтобы удерживать в целости себя. Концы веревочек он привязал к металлической шайбочке, прихваченной когда-то в отделе снабжения. Прикусив от сосредоточенности язык, он затянул аккуратные узелки.

Веревки и ткани тоже не были вечными, но одежда держалась дольше, чем плоть. Через год от трупов оставались лишь кости и одежда. И волосы. Те, похоже, были очень долговечными. Они прилипали к костям, а иногда прикрывали опустевшие глазницы. Волосы ему не нравились: они придавали костям идентичность. В основном это были бороды.

За пять лет распадалась даже одежда. Через десять оставались лишь кости. И сейчас, через очень много лет после того, как в укрытии стало темно и тихо, – спустя двадцать лет с того дня, когда отец показал ему тайное укрытие под серверами, – он видел только кости. За исключением тел за дверью в кафе, из-за чего они становились еще более странными.

Соло поднял парашют: бумажный домик с веревочками, привязанными к шайбочке. На раскрытой книге лежал комок из десятков таких веревочек. Шайбочек осталась всего горсть. Он дернул для проверки веревочку и подумал о телах в кафе. За той дверью лежали мертвецы, которые не разлагались, как все остальные. Когда они с котом их обнаружили, он предположил, что они умерли совсем недавно. Там были десятки человек, умерших вместе и лежащих так, словно их свалили в кучу. Или же они наползали друг на друга. Соло знал, что сразу за ними находится запретная дверь для выхода наружу. Но к ней он не пошел. Он закрыл дверь и сбежал, насмерть перепуганный мертвыми глазами и странным чувством: на него смотрели чужие лица. Соло оставил тела за дверью и очень долго не заглядывал туда. Он ждал, пока они станут костями. Но так и не дождался.

Он подошел к перилам, заглянул вниз, убедился, что сложенный листок расправлен и готов подхватить воздух. Из затопленной глубины тянуло прохладным ветерком. Соло перегнулся через перила третьего этажа, держа тонкую бумагу. Шайба лежала на ладони другой руки. А вот интересно, почему некоторые тела разлагаются, а другие нет? Что заставляет тела ломаться?

– Ломаться, – произнес он.

Иногда ему нравилось, как звучит его голос. Он являлся специалистом по тому, как ломаются вещи. Сейчас о его лодыжки должен был тереться кот, но он этого не делал.

– Я специалист, – заявил Соло. – Ломаться, ломаться, ломаться.

Он вытянул руки и отпустил парашют. Тот на миг провалился вниз, пока не натянулись веревочки, а потом закачался в воздухе, опускаясь в сужающуюся глубину.

– Вниз, вниз! – крикнул он вслед парашютику.

До самого дна. Он будет снижаться, пока не упадет в невидимую воду или не зацепится за что-нибудь по пути.

Соло хорошо знал, как гниют тела. Он почесал бороду и прищурился вслед исчезающему парашюту, потом уселся, скрестив ноги. Из продранного старого комбинезона торчала коленка. Соло забормотал себе под нос, оттягивая то, что