встретили известие о скорых холодах и непогоде спокойно, тем более что старший по бараку обнадежил их насчет жизни в лагере. Старшой был бывший красноармеец, впоследствии раскулаченный односельчанами, за то, что тяжелым трудом своей семьи из девяти человек, обзавёлся двумя лошадьми и тремя коровами.

При раскулачивании он оказал сопротивление, за что и получил пять лет лагерей, из которых ему оставалось отбыть два года и вернуться к семье, оставшейся в родной деревне в своем доме, а не высланной вслед за хозяином из – под Тулы в Приамурье. Так вот, этот воспитатель очень благожелательно отнёсся к этим уже немолодым учителям, один из которых был офицером на фронте.

Иван Петрович с Мироновым разместились в одной кабинке, рассовали свои вещи под нары, попили чаю, подогрев воды на топившейся буржуйке у входа в своих кружках, что им выдали после распределения по баракам. Каждому зк были положены: миска, кружка и ложка, что носились с собой на работу, поскольку обед на работе разливался и раскладывался в эту личную посуду. Потеря посуды грозила остаться без обеда и вообще без еды, так как завтрак и ужин тоже выдавались в столовой в личную посуду, каждому зк.

Разложив вещи, оба зк уселись писать письма домой, одолжив бумагу, карандаши и конверты у воспитателя, под поручительство вернуть их с первой посылки.

«Здравствуй Аннушка! – писал Иван Петрович жене,– наконец-то добрался до лагеря, ехали почти полтора месяца и не было никакой возможности отправить письмо. В лагере прошел карантин и завтра приступаю к работам. Что и как буду делать, пока не знаю, но по разговорам моя должность табельщика, не очень тяжела и будет, наверное, в самый раз, так как за время пути твой старый друг ослабел и на тяжелых работах мне не вытянуть.

Получишь письмо и сразу в ответ. Мой адрес: Амурская область, г. Ворошилов, БамЛаг, фаланга №3. Если соберёте посылку – тоже по этому адресу.

Деньги здесь имеют цену, но просить не могу. Если вышлете, то в посылке и немного. Хотелось бы валенки на зиму, подбитые брезентом, чтобы и тепло и не промокали. Обязательно положите бумаги, и конверты для писем. Я могу писать одно письмо в месяц, если есть бумага и конверты с марками и еще можно одну посылку в месяц.

Как старшие дети? Учатся ли, и нет ли неприятностей из-за меня? Сильно скучаю по Ромочке: он только-только начал привыкать к отцу и опять без мужского воспитания.

Пока всё. О чем хотелось бы написать – нельзя, а прочих новостей нет. Тёще отдельное спасибо.

Жду с нетерпением известий.

Твой старый друг Иван Петрович».

Написав письмо, он сложил его в конверт, подписал адрес и на конверте, указав: «письмо первое», не запечатывая его, передал конверт воспитателю, для передачи дальше по инстанциям.

Письма эти, конечно, читались в 3-ем отделе, и если зк описывали в подробностях свою лагерную жизнь или жаловались на несправедливость приговоров и лагерной жизни, то такие письма изымались, а их отправители лишались на какое-то время права отправки писем. Это письмо Ивана Петровича почему-то тоже не было отправлено по адресу.

Удары в рельс известили о начале раздачи ужина по– барачно и через каждые пять минут, согласно расписанию, очередной барак выдвигался в столовую, чтобы каждый зк получил порцию каши в миску, кусок хлеба, горсть сухих овощей и мутного чая в кружку, поедал свой ужин в столовой или в бараке – это уж кому как нравится: строем зк ходили только в столовую, а из столовой можно и поодиночке.

Вернувшись с ужина, Иван Петрович поговорил с Мироновым о завтрашней работе, подготовил свою одежду к завтрашнему дню, лёг на нары и вскоре забылся тяжелым и беспокойным сном.

VIII

Поутру зк 3-ей фаланги получили по куску хлеба и луковицу на завтрак и двинулись к месту работы, путь, к которой лежал через станцию, погрузку в вагоны вместе с другими фалангами, что и составляло шестую колонну. И эти вагоны, числом пять, подцепил паровоз – кукушка и потянул за собой на ближнюю станцию Архары, где колонна должна была строить станционные запасные пути, чтобы потом приступить к строительству вторых путей на перегоне от этой станции до полустанка «Озерная падь».

Стройка станционных путей начиналась с дополнительной расчистки территории станции от пней, оставшихся после лесоповала, на месте которых и должны были отсыпаться полотно и укладываться станционные запасные пути.

Через полчаса состав остановился и зк выгрузились из вагонов прямо на месте будущих работ, где их поджидал прораб из вольнонаемных, отсидевших срок и оставленных на поселение ещё на два-три года для окончательного исправления своей биографии.

Прораб указал, что и как делать, но оказалось что инструмент: топоры, кирки и лопаты ещё не подвезли и зк принялись за разгрузку трактора, приданного колонне для корчевки пней, который стоял на последней платформе. Зк устроили из бревен, лежавших в штабелях вдоль полотна, наклонный съезд и трактор своим ходом съехал на полотно дороги и потом на обочину.

Через час подъехала мотодрезина с инструментом, и зк приступили к работе. Одни топорами подрубали корни пней, другие кирками пробивали под крупными корнями подкопы, через которые заводился стальной трос и трактор, поднатужившись, выворачивал очередной пень из земли, с которого лопатами счищали вывороченную землю, отрубали длинные корни, и освобожденный пень относился на руках на край будущей строительной площадки.

Прораб указал Ивану Петровичу его задачи, как табельщика, которые заключались в переписи участников колонны, составлении наряда на работу со слов прораба, и вечером оформить наряд на выполненные работы, который подписывал прораб, и который являлся отчетным документом колонны по выполнению дневной нормы, что в свою очередь являлось основанием для получения доппитания и зарплаты за переработку нормы, или лишения этих благ, если норма не выполнялась.

Закончив с бумажками, Иван Петрович должен был присоединяться к другим зк и выполнять посильную работу, поскольку наряд давался на всю колонну и такая помощь табельщика, воспитателей и инструментальщика, ответственного за выдачу и сохранность инструмента, помогала выполнить задание для всех.

Погода стояла почти по-летнему теплая – около 20 градусов, на безоблачном небе ярко светило солнце, позолачивая пожелтевшие от недавних заморозков листья берез, тут и там проглядывающих сквозь потемневшую хвою елей и сосен. Багрянцем светились осины, подступавшие к самим путям, и над всем лесом стояла тишина и спокойствие, какие бывают в этих местах поздней осенью перед наступление тайфунов и непогоды, предшествующих приближающейся зиме.

Однако зк было не до красот Приамурского края