Зато неслыханно вознесся «Минька» Рюмин. За раскрутку многоходовой провокации его вознаградили полковничьей папахой, должностью начальника Следственной части и рангом заместителя министра МГБ СССР!

Справедливость, однако, как говорят, «честный парень». Менее чем через год Рюмин, не справившись с делом врачей, был из органов госбезопасности уволен и переведен на инспекторскую работу в Министерство госконтроля СССР (видимо, в «инстанциях» учли, что в свое время «Минька» закончил какие-то бухгалтерские курсы).

Первое главное управление в МГБ было восстановлено уже при министре Игнатьеве. Начальником его в ранге заместителя министра был назначен Сергей Савченко. Начальником Второго главного управления — Василий Рясной, также в ранге заместителя министра. (Ранее он работал министром внутренних дел Украины, а затем заместителем министра внутренних дел СССР.) Потом неожиданно для всех Савченко был снят с должности начальника ПГУ, переведен во второстепенный отдел, а на его место назначен… Рясной, никогда ранее разведкой не занимавшийся. Некомпетентность Рясного создавала множество проблем для всех сотрудников ПГУ, для Александра Короткова особенно. Оно и понятно: внешняя разведка вообще дело тонкое, а разведка с нелегальных позиций — деликатнейшее, тут наломать дров легче легкого.

В конце 1952 года Сталин решил произвести коренную реорганизацию. Уже был подписан приказ о создании в министерстве Главного разведывательного управления (ГРУ МГБ СССР), в которое должны были войти Первое и Второе главные управления и еще нескольких подразделений. Уже был назначен начальник ГРУ — первый замминистра МГБ Сергей Огольцов. Его заместителями должны были стать освобожденный из тюрьмы Евгений Питовранов (одновременно начальник управления внешней разведки) и Василий Рясной (переброшенный с разведки на контрразведку).

При жизни Сталина этот проект осуществить не успели, а после смерти вождя о нем вообще забыли.

К сожалению, по указанию вождя успели разогнать в ПГУ управление… нелегальной разведки! Малокомпетентный, но чутко прислушивающийся к каждому слову Сталина министр Игнатьев, даже не попытался переубедить его. (К слову сказать, распространенное мнение, что спорить со Сталиным было невозможно и опасно, глубоко ошибочно. С ним можно было спорить и его можно было переубедить. Однако для этого требовалось соблюдать два условия: приводить серьезные и обоснованные аргументы — первое, делать это в твердой, но вежливой форме — второе. Известно острое столкновение маршала Константина Рокоссовского с Верховным Главнокомандующим при утверждении знаменитой операции «Багратион». А Рокоссовский знал, на что шел: до возвращения в строй ему пришлось провести несколько лет в тюрьме, где его подвергали жестоким допросам. Понятно, что Игнатьев, конечно, не Рокоссовский.)

Ломать — не строить, известно давно. Нелегалов разобрали по линейным отделам. Ничего хорошего эта реформа дать не могла, хотя бы потому, что возвращало все: отбор нелегалов, их подготовку (всегда индивидуальную), методику проникновения вначале в промежуточную страну, а затем в страну оседания, формы поддержания с ними особо законспирированной связи к уже пройденному рубежу.

Последние недели жизни Сталина были неделями невероятных потрясений во всех слоях общества. 13 января 1953 года было опубликовано печально знаменитое Сообщение ТАСС об аресте органами госбезопасности группы врачей-вредителей. Впервые откровенно было заявлено, что в свое время эти «убийцы в белых халатах получали инструкции из США через «известного еврейского буржуазного националиста Михоэлса». Заканчивалось Сообщение ТАСС такими словами: «Следствие будет закончено в ближайшее время».

Тогда же сообщили, что помогла доблестным чекистам изобличить преступников в ранге академиков и профессоров простая русская женщина, рядовой врач Кремлевской больницы Лидия Тимашук.

20 января 1953 года был опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении Лидии Тимашук орденом Ленина.

В стране началась настоящая истерия, в некоторых случаях впору было говорить о массовом психозе. Во всех учреждениях прокатились стихийные и организованные митинги с требованием беспощадно покарать извергов. В поликлиниках были случаи нападения экзальтированных пациентов (особенно пациенток) на врачей-евреев, или просто похожих на евреев. Крупных специалистов с «ихними» фамилиями изгоняли из научно-исследовательских институтов, учебных заведений, просто с мало-мальски престижной или хорошо оплачиваемой работы. Причем, не только из медицинских учреждений, но повсеместно.

Началось безудержное восхваление «простой советской женщины» Лидии Тимашук. Один поэт даже назвал ее «советской Жанной д’Арк». Особенно кликушествовали две высокопоставленные журналистки — Елена Кононенко и Ольга Чечеткина. Это с их подачи родился и мгновенно прижился термин «убийц в белых халатах».

Одной из характерных черт официальной советской идеологии было… лицемерие. Формально никакого государственного антисемитизма в СССР не было и быть не могло. Наша идеология — пролетарский интернационализм. О каком, следовательно, антисемитизме может идти речь? Не надо, дескать, путать этот отвратительный пережиток с борьбой с агентами буржуазной националистической идеологии — международным сионизмом. А это уже совсем другое дело, можно сказать, святое. А нормальные евреи у нас в стране в почете, как люди любой другой национальности. Разве не доказательство тому высокое положение в партии и государстве Лазаря Кагановича, Льва Мехлиса, Бориса Ванникова, дважды героя Советского союза генерал-лейтенанта Давида Драгунского, разве не издаются и не переиздаются у нас книги Самуила Маршака, Льва Кассиля, Ильи Эренбурга, разве кто-нибудь мешает работать замечательному артисту Аркадию Райкину или академику Абраму Иоффе?

Если бы депутат Государственной думы (в тогдашние времена — Верховного Совета) Альберт Макашов осмелился произнести публично слово «жид», он незамедлительно был бы исключен из рядов Коммунистической партии Советского Союза, лишен генеральских погон и, скорее всего, очутился на нарах Бутырской тюрьмы, невзирая на депутатскую неприкосновенность.

Трудно сказать, чем бы завершилось «дело врачей» (на самом деле куда более широкое дело, когда могла самым печальным образом решиться судьба миллионов советских евреев), если бы 5 марта 1953 года не умер Сталин. С его смертью не просто была перевернута очередная страница в истории нашей страны, но завершилась целая эпоха. И в истории не только СССР, но, пожалуй, всего человечества.

Перечислять все события, что последовали за 5 марта 1953 года, нет ни смысла, ни возможности. Остановимся только на том, что имеет прямое касательство к судьбе Александра Короткова и того ведомства, в котором прошла большая часть его, увы, недолгой жизни.

На совместном заседании Президиума Верховного Совета СССР, Совета Министров СССР и ЦК КПСС Председателем Совета Министров СССР был назначен Георгий Маленков. Четыре человека стали первыми заместителями Председателя Совета Министров. В постановлении они были названы не в алфавитном, а в следующем порядке: Лаврентий Берия, Вячеслав Молотов, Николай Булганин, Лазарь Каганович. О Никите Хрущеве в постановлении было сказано уклончиво, что он, дескать, сосредоточился на работе в Секретариате ЦК КПСС.