В данном случае Маннергейм, очень мягко говоря, лукавит (что, впрочем, понятно, учитывая, что мемуары писались в те месяцы конца 40-х годов, когда государственная независимость Финляндии висела на тонком волоске). Вечером 24 июня 1941 г. дивизии вермахта уже маршировали по территории Финляндии и готовились к вторжению в СССР. Это никак нельзя назвать политикой «поддержки нейтралитета». Скорее всего премьер-министр Ю. Рангель готовился к трудному разговору с парламентариями, причем разговор этот вполне мог закончиться отставкой кабинета.

Сменить правительство – дело нехитрое. Могла ли Финляндия сменить фактически взятый курс на совместную с Германией войну против СССР? Критерий истины – практика. О чем мы спорим, если Финляндия вполне практически сменила курс, осенью 1944 года потребовала разоружения и вывода немецких войск со своей территории, а когда бывшие союзники, в июне 44-го года спасшие Финляндию от советской оккупации (о чем пойдет речь в следующих главах нашей книги), слегка замешкались, то их выпроваживали огнем. При наличии сильного желания Финляндия и в 41-м году могла управиться с 3–4 заброшенными в Заполярье немецкими дивизиями, снабжение которых – от патронов до еды – держалось исключительно на транзите через финскую территорию. Но такое сильное желание могло возникнуть лишь в ответ на решительные действия Сталина по нормализации отношений, каковая нормализация могла начаться только с возврата аннексированных в 1940 г. территорий.

Решительные действия наступили. С изяществом слона в посудной лавке тов. Сталин закрыл сложнейшую военно-политическую проблему. Жесткая дискуссия в финском парламенте прервалась, даже не начавшись. Под аккомпанемент взрывов бомб в пригородах Хельсинки премьер-министр Рангель заявил: «Состоявшиеся воздушные налеты против нашей страны, бомбардировки незащищенных городов, убийство мирных жителей – все это яснее, чем какие-либо дипломатические оценки, показало, каково отношение Советского Союза к Финляндии. Это война. Советский Союз повторил то нападение, с помощью которого он пытался сломить сопротивление финского народа в «зимней войне» 1939–1940 гг. Как и тогда, мы встанем на защиту нашей страны». После чего депутаты приняли единственно возможное в такой ситуации решение – объявить войну Советскому Союзу. Советские бомбардировки произошли настолько своевременно (с точки зрения интересов Гитлера и финских «ястребов»), что в случайность такого совпадения поверить очень трудно…

А может, все было гораздо проще. Никакой сложной дезинформационной операции немецких спецслужб. Состоялся всего лишь очередной раунд борьбы кланов в ближнем кругу Хозяина. Начало войны (да еще и ТАКОЕ начало!) не могло не вызвать приступ озверения между старыми партийными товарищами. Спасая себя и/или стремясь «завалить» Тимошенко, кто-то мог настойчиво обратить внимание Сталина на «близорукость и преступную беспечность» армейского руководства, которое уже «проспало» один внезапный удар противника, а теперь готовится проспать второй такой же удар по Ленинграду. В любом случае историк не имеет права обойти вниманием еще одно странное совпадение – именно в эти дни июня 41-го года (точная дата ареста неизвестна) в пыточные подвалы НКГБ провалился заместитель наркома обороны СССР, полномочный представитель Ставки на Северном фронте, бывший начальник Генштаба РККА генерал армии К.А. Мерецков. Это реально состоявшееся событие позволяет сформулировать еще одну, крайне зыбкую и практически не доказуемую гипотезу. Желающие могут ознакомиться с ней в следующей главе.

Кирилл Афанасьевич Мерецков родился 7 июня 1897 года в деревне Назарьево Зарайского уезда Рязанской губернии. С пятнадцати лет работал слесарем на заводах и фабриках Москвы. В мае 1917 года, в неполные 20 лет, вступил в партию большевиков. Летом 1918 г. организовал в городе Судогда Владимирской губернии отряд Красной гвардии, с которым принимал участие в подавлении «кулацких мятежей». Был ранен в боях, после выздоровления направлен учиться в только что созданную Академию Генерального штаба. Гражданская война продолжалась, и Мерецков, так же как другие слушатели академии, несколько раз отправлялся на фронт. Некоторое время в 1920 г. он был помощником начальника штаба 6-й кавалерийской дивизии, командиром которой был Тимошенко – будущий нарком обороны СССР.

После окончания академии в 1921 г. молодой штабной офицер начинает стремительно подниматься по служебной лестнице. В июле 1928 г., в возрасте 31 года, он становится заместителем начальника штаба Московского военного округа, затем – начальником штаба Московского и Белорусского военных округов. В Белорусском округе, находившемся на границе с главным на тот момент потенциальным противником – Польшей, Мерецков был начальником штаба при Уборевиче – одном из наиболее ярких советских командиров, ставшим в 1937 г. главным фигурантом «военно-троцкистского заговора». В январе 1935 г. Мерецкова назначают начальником штаба Особой Краснознаменной Дальневосточной армии, т. е. начальником штаба еще одного будущего «врага народа» – кавалера ордена Красного Знамени № 1 (по другим сведениям, орден № 1 был вручен Нестору Махно), будущего маршала Блюхера. Осенью 1936 г. Мерецкова отправляют в Испанию, где он исполняет обязанности военного советника при Генеральном штабе республиканской армии.

Любого из этих трех эпизодов биографии: связь с «разоблаченным врагом народа» Уборевичем, связь с «разоблаченным врагом народа» Блюхером, личное участие в неудавшейся попытке Сталина закрепиться за Пиренеями – было бы достаточно для того, чтобы навсегда исчезнуть в кровавой мясорубке 37–38-х годов. Так в дополнение ко всему Мерецков в 1931 г. был еще и на стажировке в Германии. Однако ничего страшного не произошло – Мерецков продолжил свое неуклонное восхождение, не пропуская «ни одной ступеньки». В сентябре 1938 г. его назначают командующим Приволжским, а в следующем году – Ленинградским военным округами. Несмотря на трагический провал лично им разработанного плана «освобождения» Финляндии, Мерецков получает Звезду Героя Советского Союза, звание генерала армии и в августе 1940 г. становится начальником Генерального штаба РККА.

Выше этого мог быть только пост наркома обороны СССР, но такая вершина была Мерецкову недоступна в принципе – он не входил в число статусных «героев Гражданской войны», соратников Ворошилова, Тимошенко, Буденного, Кулика по 1-й Конной армии, сообщников Сталина в расправе с Троцким и «троцкистами». В любом случае должность начальника Генштаба означала допуск к важнейшим военным секретам страны. Мобилизационный план, планы стратегического развертывания Красной Армии, планы производства боевой техники и боеприпасов, оперативные и мобилизационные планы округов – все эти сверхсекретные документы проходили через руки начальника Генштаба. Соответственно, назначение на такую должность означало высшую степень доверия товарища Сталина к молодому (43 года) генералу армии.

В январе 1941 г. кривая непрерывного карьерного роста Мерецкова сделала первый, пока еще вполне обратимый, изгиб. Сталин назначает на пост начальника Генштаба «восходящую звезду» советского генералитета, героя Халхин-Гола Г.К. Жукова. Отставка Мерецкова была более чем почетной. Он сохранил звание генерала армии и получил назначение на должность заместителя наркома обороны СССР по боевой подготовке войск. Накануне Большой войны это был важнейший пост, назначение на который опять же свидетельствовало о полном доверии к Мерецкову со стороны Сталина и его ближайшего окружения, включая самого наркома обороны Тимошенко.