правильно выбранный день, ни разного рода гадания, ни молитвы всех видов: все равно победит самый умелый. Заслуги и слава тоже в этом роде: суть в том, чтобы заполучить разумных людей.

Вэйский Вэнь-хоу считал своим учителем Бу Цзыся, своим другом — Тяньцзы Фана и оказывал уважение Дуань Ганьму. Страна его была управлена, сам он предавался отдыху. Ибо зачем же утруждать свое тело, занимать свой ум мудрому властителю? Он должен уметь схватить главное, вот и все. Когда снег и иней, дождь и роса выпадают ко времени, все сущее растет. Когда нравы людей исправлены, болезни, чудовища и язвы сами собой пропадают. Потому и говорится: «Видом своим напоминает подставку для платья», — этим хотят сказать, что он мало чем занимался.

Фу Цзыцзянь управлял Даньфу. Он играл на цине и сам даже не спускался в зал, но в Даньфу был порядок. Ума Ци уходил в присутствие, когда звезды еще горели на небе, и возвращался домой, когда звезды уже вновь зажигались. Он не знал покоя ни днем, ни ночью, делал все самолично, а Даньфу все так же пребывал в порядке. Когда Ума Ци спросил об этом у Фу Цзыцзяня, тот сказал: «Обо мне можно сказать, что я полагаюсь на людей, а о вас — что вы полагаетесь лишь на собственные силы. Поскольку полагаетесь на собственные силы, постольку все трудитесь; поскольку полагаюсь на людей, постольку отдыхаю».

Фу Цзыцзянь был правителем в полном смысле слова. Все его члены пребывали в покое, глаза и уши были полны здоровья, сердечная ци — в равновесии, а все его чины правили в согласии с долгом. Он знал точное число всему, вот и все. Не таков был Ума Ци. Тот обременял свою жизнь, утруждал свою цзин, не давал покоя ногам и рукам, занимался поучениями и увещеваниями. Хотя при нем и был порядок, но такой порядок несовершенен.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Надеяться на разум / Ци сянь

Если кто хочет ловить цикад на свет, должен подумать о том, чтобы его огонь горел ярко, а потом уже трясти дерево. Если же огонь у него не ярок, что толку трясти дерево? Яркость же огня зависит не только от самого огня, но и от окружающего его мрака.

В нынешний век мир погружен в глубочайший мрак. Если среди властителей людей найдется такой, кто сумеет сделать ясной свою дэ, мужи со всей Поднебесной станут слетаться к нему, как цикады на яркий огонь. Государства не пребывают сами по себе в покое, слава не бывает сама по себе громкой: для этого необходимы разумные мужи.

Чжаоский Цзянь-цзы как-то днем был дома. Он глубоко вздохнул и произнес: «Как странно! Вот уже десять лет стремлюсь я пойти на царство Вэй походом, но Вэй так и не завоевано!» Один из слуг сказал: «С такой мощью, как у Чжао, идти походом на такое слабое царство, как Вэй... Я еще понял бы, если бы вы этого не желали, но если вы этого действительно желаете, то просто прикажите завоевать его!» Цзянь-цзы сказал: «Вы говорите не то. У меня здесь есть десять мужей из Вэй, и, если я соберусь на это царство походом, все десять скажут, что это противоречит долгу. И если я захвачу это царство, я окажусь нарушившим долг». Так во времена Цзянь-цзы Вэй десятью мужами умело сдержать войска Чжао до самой его смерти. В Вэй, можно сказать, умели выбирать людей для службы. Десять мужей отправились в путь, а страна обрела мир. О Цзянь-цзы же можно сказать, что он умел следовать добрым советам. Он слушал тех мужей и не нападал на малых, не грабил слабых и не заслужил недоброй славы.

Когда вэйский Вэнь-хоу проезжал мимо ворот дома Дуань Ганьму, он склонился в своей колеснице. Слуга у него спросил: «Отчего вы поклонились?» Тот отвечал: «Разве это не дом Дуань Ганьму? Дуань Ганьму, несомненно, разумный муж. Как же я могу не склоняться перед ним? К тому же я слышал, что Дуань Ганьму не желал бы поменяться со мною местами, как же я посмею смотреть на него свысока? Дуань Ганьму славен своей дэ, а я славен лишь своими землями; он богат своим чувством долга, а я богат всего лишь своим имением». Тогда слуга спросил: «Отчего бы тогда вам не поставить его первым министром?» И действительно, тот попросил Дуань Ганьму стать первым министром, но Дуань Ганьму отказался принять назначение. Тогда правитель назначил ему жалованье в миллион даней и стал его время от времени навещать. Народ был этому рад и в похвалу этому сложил такой куплет:

Любит наш правитель правду,

И Дуань Ганьму в почете;

Любит наш правитель верных,

И Дуань наш наверху.

Через некоторое время в Цинь стали собирать войска, чтобы напасть на Вэй. Тогда Сыма Тан предстал перед циньским правителем и сказал: «Дуань Ганьму — муж разумный, правитель Вэй оказывает ему почести, и все об этом знают. Лучше бы не идти войной!» Циньский правитель счел это разумным, остановил войска и отказался от похода.

Вэйский Вэнь-хоу, можно сказать, умел воевать. Ибо стоит лишь людям узнать, что благородный муж собрался на войну, и даже еще до выхода его войска победа ему обеспечена. Когда же на войну собирается заурядный человек, грохот барабанов подобен грому, от криков дрожит земля; пыль летит до небес; падает дождь стрел, убитых и раненых вывозят телегами, ступают по кишкам, забрызганным кровью невинного народа, убитых — целые озера. Неизвестно, останется ли царство, будет ли жив правитель. Как это далеко от долга и милосердия!

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Понимание деяний / Шэнь вэй

Я есть субъект деяния, Поднебесная есть объект деяния. Понимающий, что он делает, знает, что важно, что не важно. Если некто, допустим, отрубит себе голову, чтобы сменить шапку, или убьет свое тело, чтобы переменить одежду, все этому поразятся. А почему? Да потому, что шапка для того, чтобы прикрывать голову, одежда для того, чтобы прикрывать тело. Когда же жертвуют тем, что покрывают, ради того, чем покрывают, конечно, не ведают, что творят.

В наше время, правда, погоня за наживой приводит как раз к тому, что подвергают опасностям тело, наносят ущерб своей жизни, подставляют горло, готовы расстаться с головой ради наживы. Это, конечно, все потому же: не понимают, что творят.

Великий царь Дань Фу жил в Бинь. На