Саддам Хусейн, как обычно, не отказал Примакову в личной встрече и принял московского гостя в одном из своих дворцов. Он даже согласился поговорить один на один (третьим был переводчик, прилетевший из Москвы). Из уст Примакова прозвучало очень откровенное обращение российского президента к Саддаму:

— Если вы любите свою страну и свой народ, если хотите уберечь свой народ от неизбежных жертв, вы должны уйти.

Евгений Максимович обратил внимание Саддама на то, что это слова президента России:

— Я понимаю, насколько серьезно это предложение и насколько оно может изменить всю вашу жизнь. Но и вы должны понять — это делается ради иракского народа.

Не давая ответа, Саддам попросил Примакова повторить эти слова в присутствии вице-премьера Тарика Азиза и главы иракского парламента, ожидавших в приемной. Когда те вошли, Примаков еще раз воспроизвел предложение президента России и добавил:

— Таким образом, вам удастся спасти Ирак от надвигающейся войны.

Саддам Хусейн заметил, что накануне первой войны в Персидском заливе Советский Союз тоже уговаривал его уйти:

— Вы тогда уверяли меня, что если выведу войска из Кувейта, то американцы не предпримут сухопутной операции. Однако уговоры, с которыми вы приезжали ко мне, оказались обманом.

Примаков немедленно напомнил иракскому президенту, как тогда дело обстояло в реальности:

— Если бы вы начали отводить свои вооруженные силы на иракскую территорию, а Тарик Азиз приехал в Москву до того времени, как Вашингтон выдвинул ультиматум, все было бы иначе. Но вы же этого не сделали.

Саддам молча похлопал Примакова по плечу и ушел. Разговор был окончен. Тарик Азиз громко произнес, чтобы Саддам услышал его слова:

— Пройдет еще десять лет, и вы, Примаков, убедитесь, что мой любимый президент и сейчас прав…

Евгений Максимович поразился тому, насколько спокоен и уверен в себе был президент Ирака. Созданный Саддамом режим его самого лишал объективной информации. И он до конца верил, что американцы не решатся его сбросить.

19 марта 2003 года проходило заседание Совета Безопасности ООН по Ираку. В Нью-Йорк прилетел российский министр иностранных дел Игорь Сергеевич Иванов. Он еще на что-то надеялся.

— Война против Ирака вызывает неприязнь во всем мире, — сказал Иванов. — Мы надеемся, что Вашингтон и Лондон прислушаются к мнению подавляющего большинства стран и вернутся на путь политического урегулирования…

Но решение было принято: мир надо избавить от Саддама Хусейна.

Срок ультиматума, предъявленного Саддаму, истек в четверг, 20 марта 2003 года, в 4 часа 15 минут по московскому времени. Война началась в 5 часов 35 минут утра. Саддам сам предопределил свое поражение. Все, что он говорил, было либо блефом, либо результатом того, что он и сам стал обманываться.

Боевой дух иракской армии никогда не был высоким. Солдаты дезертировали, поэтому были введены денежные награды за поиск беглецов. Местные партийные активисты неплохо на этом зарабатывали. Это было общество, где соседи доносили друг на друга. Иракская армия не оказала сколько-нибудь серьезного сопротивления. Как только распространились слухи о том, что Саддам мертв, война закончилась.

Саддам Хусейн довел страну и собственных граждан до нищеты и полного отчаяния, поэтому никто и не захотел умирать за него. Иракцы ходили на демонстрации и повторяли то, что от них требовала власть. Но как только исчез хозяин, все развалилось, они побежали грабить и убивать недавнее начальство…

Президент Путин болезненно переживал все, что произошло вокруг Ирака. Он обиделся на американцев. Не за то, что они решили избавить мир от Саддама Хусейна. Совершенно очевидно, что в отличие от большинства российских политиков Путин не питает ни малейшей симпатии к ближневосточным диктаторам и даже не пытается это скрыть. Владимир Владимирович был глубоко разочарован тем, что Буш и его советники, начав иракскую войну, пренебрегли его мнением и его личными политическими интересами, поставили в трудное положение.

С этого момента началось изменение внешней политики России.

Когда Путин сменил Ельцина в Кремле, американским президентом был еще Билл Клинтон, возможно, самый прорусски настроенный политик в Соединенных Штатах. Он считал одной из ключевых задач своего президентства помогать новой России.

Государственный секретарь Мадлен Олбрайт первой встретилась с Путиным в Москве в январе 2000 года. По ее словам, Путин беседу вел с холодной настойчивостью, но стал горячиться, едва разговор зашел о Чечне. Олбрайт заметила, что в долгосрочной перспективе ничего не решить одними только силовыми методами. Поинтересовалась у российского президента:

— Вы готовы искать политическое решение?

Путин ответил, что в Чечне не с кем вести переговоры, законных лидеров нет, только разбойники и убийцы.

Мадлен Олбрайт с интересом присматривалась к новому российскому политику. Ей показалось, что Путин не только моложе, но и современнее в своих взглядах, чем Ельцин и Примаков. Олбрайт прямо спросила нового руководителя России о его политических убеждениях.

— Я люблю китайскую кухню, — ответил Путин, — забавно есть палочками. Я долгое время занимался дзюдо, но это все просто экзотика. Это не наш менталитет. Российский склад ума куда более близок к европейскому. Россия обязательно должна быть частью Запада.

Олбрайт эти слова понравились. Но она записала, что за патриотизмом и прагматизмом Путина трудно рассмотреть демократические убеждения. Он даже на словах не дорожил свободой средств массовой информации…

В июне 2000 года Билл Клинтон приехал в Москву. Путин, принимая гостей, обратил внимание на очередную брошь Олбрайт. На сей раз это было изображение трех обезьянок — одна закрыла глаза, другая уши, третья зажала себе рот, словом, наглядный символ древнего правила: не вижу, не слышу и ничего не хочу говорить.

Олбрайт иронически заметила:

— Я надела эту брошь, чтобы не забыть поговорить с вами о Чечне.

По словам первого заместителя госсекретаря Строуба Тэлботта, как только речь заходила о Чечне, глаза Путина сужались и тон становился жестче. Он говорил о террористах, с которыми можно только сражаться, и отвергал сообщения о «мнимых зверствах российской армии». Трехдневные переговоры с Путиным, констатировали американцы, ни к чему не привели. Путин внимательно и невозмутимо слушал Клинтона, но не более того. Тэлботт подсчитал, что Путин произнес около двухсот слов, но сводились они к одному: нет.

Владимир Владимирович считал (или ему внушили), что незачем договариваться с президентом Клинтоном, который заканчивает свой срок. Он готовился к диалогу уже с новым хозяином Белого дома.

Путин с удовольствием продемонстрировал гостям свои кремлевские апартаменты — библиотеку с бюстом Пушкина, личную часовню, спортзал с тренажером и кушеткой для массажа. Проходя по коридору, показал темную комнату и небрежно пояснил: