Республиканские войска снова заняли большую часть города, и бои возобновились. За неделю до этого, 23 декабря, Франко отправил полковнику Рею д’Аркуру телеграмму с требованием усилить сопротивление и с обещанием немедленного подкрепления. «Верьте в Испанию, как Испания верит в вас!» – говорилось в телеграмме[789]. Но Теруэль не был Алькасаром Толедским, а республиканские войска – милицией 1936 года.

7 января, после 24 дней боев, Рей д’Аркур капитулировал. Националисты обвиняли в потере Теруэля «слабость и некомпетентность командующего сектором, пошедшего на сговор с красными и изменившего долгу»[790]. Невзирая на ужасные погодные условия, республиканские власти эвакуировали раненых, примерно 1500 человек, и перевезли большую часть гражданского населения в Эскандон.

Через десять дней после сдачи Теруэля националисты контратаковали с севера в направлении высот Альто-де-Селадас и Эль-Мулетон, господствующих над долиной реки Альфамбры. Наземные действия активно поддерживались авиацией и артиллерией. Над долиной Альфамбры вступили в воздушный бой более сотни самолетов. На помощь 35-й дивизии, пытавшейся остановить Галисийский корпус Аранды, Вальтер бросил Интербригады. Согласно его донесению, XI бригада сражалась доблестно и заслужила «наивысшую похвалу»[791].

Через 2 дня, 19 января, 5-я наваррская дивизия атаковала высоту Эль-Мулетон, обороняемую XV Интербригадой. Республиканцы понесли тяжелые потери, но отстояли рубеж обороны. Последовал приказ контратаковать, но командиры явно хотели от своих войск слишком многого: из-за трудностей с подвозом они расстреляли все боеприпасы, почти не получали пищи и были вынуждены есть снег из-за отсутствия питьевой воды и дров. Топливо можно было добыть только в самом Теруэле, отрывая от стен домов доски. В тот день солдаты смешанной бригады 84–1, входившей в 40-ю дивизию, отказались возвращаться на фронт. На заре следующего дня 46 из них были казнены без суда[792].

5 февраля, «при прекрасных погодных условиях для полета»[793], националисты перешли в самое мощное наступление в направлении Альфамбры. Генерал Хуан Вигон, командовавший этой операцией, располагал тремя корпусами – Галисийским, Марокканским и Наваррским, – а также войсками Итальянского экспедиционного корпуса и кавалерийской дивизией Монастерио. В горах Сьерра-де-Паломера на фронте протяженностью 30 километров было сосредоточено примерно 100 тысяч человек и около 500 орудий.

Питер Кемп, английский волонтер, служивший теперь в Иностранном легионе, живо описывает начало этого наступления. Ясным морозным утром дивизии карлистов в красных беретах и легионеров в зеленых мундирах ждали в Сьерра-де-Паломера, пока бомбардировщики усмирят врага. Сперва тишину нарушал только рев вьючных мулов, но потом войска националистов, оседлавшие хребет, услышали низкий гул летящих из тыла итальянских бомбардировщиков. К своему ужасу, они поняли, что «Савойя-Маркетти» перепутали их с неприятелем. Две волны самолетов бомбили горы, несмотря на специально выложенные на склонах опознавательные полосы и стрелы. Однако потери националистов оказались гораздо меньше, чем могли бы быть, и ошибка чуть не привела к переносу времени операции.

Наступление сопровождала 1-я кавалерийская дивизия Монастерио, предпринявшая в долине внизу единственную за всю войну конную атаку. Республиканские войска, находившиеся в этой части фронта, впервые попали в бой и были немедленно сломлены: националисты устремились на юг, принуждая главные силы республиканцев к быстрому отходу. Республиканцы понесли потери почти в 20 тысяч человек и лишились огромного количества вооружений и техники.

19 февраля националисты перерезали дороги из Теруэля на Валенсию, окружив в Теруэле 46-ю дивизию Кампесино. На рассвете 22 февраля город покинули последние республиканцы, надеявшиеся просочиться через порядки националистов. Спустя три дня Модесто сумел создать линию обороны вдоль правого берега Альфамбры, но это еще не было концом сражения. Националисты еще месяц перемалывали и теснили республиканские силы.

Сражение за Теруэль, с уличными боями и морозами, стало одним из самых страшных в этой ужасной войне: потери националистов составили примерно 40 тысяч человек, из них четверть обмороженных, потери же республиканцев оказались еще чудовищнее, составив в общей сложности около 60 тысяч человек[794]. В воздушных боях националисты уничтожили гораздо больше самолетов республики, чем потеряли сами, в том числе 12 бортов только за один день, 7 февраля[795]. Но худшим врагом для летчиков обеих сторон оказалась погода, по вине которой было потеряно больше самолетов, чем от неприятельских действий.

Самые большие потери республиканская пехота понесла уже после взятия самого Теруэля, что подчеркивает трагедию и бесполезность всей операции. Республика напрягла все свои силы ради взятия города, не имевшего стратегического значения, на удержание которого не было никакой надежды, – и заплатила за это катастрофическими потерями живой силы и техники. В очередной раз упорство республиканских лидеров, угодивших в расставленную ими самими ловушку преждевременных заявлений о победе в пропагандистских целях, привело к утрате их лучших сил. Плачевное состояние выживших, их деморализация и истощение в считаные недели имели прямым последствием новую, еще более масштабную катастрофу.

В республиканском командовании вспыхнули ожесточенные споры о том, на кого возложить вину за провал. В докладе политуправления Народной армии перечислялись многочисленные причины: сила вражеской военной авиации, эффективность ее взаимодействия с артиллерией, недостаточные силы республиканцев, их проигрыш в вооружении, упадок боевого духа и т. д[796]. Но там ничего не говорилось об изначальной ущербности плана операции и некомпетентности командиров.

Компартия попыталась взвалить основную вину на Прието и Рохо: коминтерновские советники даже обвиняли Прието в «размежевании с коммунистами»[797]. Степанов, делая обычные для него угрожающие намеки, доносил в Москву, что провал у Теруэля был вызван, среди прочего, «ошибочными или предательскими действиями Генерального штаба, в особенности Рохо»[798].