– Что тебе нужно, Горыныч? Скажи прямо. Мы наверняка сможем договориться.

– Я уже договорился. Идем.

Два силуэта скрылись за деревьями, но шаги Виктора все еще доносились до моего слуха.

– Куда они? – шепотом спросила я Всемила.

Тот пожал плечами.

– Тебе лучше знать, с кем и о чем братец успел договориться.

Мгновение замешательства сменилось прозрением: мамочки, русалка! Я вскочила, растерянно огляделась.

– Но река в другой стороне…

– Здесь неподалеку озеро, – лица Огненного не было видно, но он определенно улыбался. – У него дурная слава – говорят, со всей округи люди сходятся, чтобы счеты с жизнью свести. И, пожалуй, в этом озере русалок больше, чем в иной деревне девок на выданье.

Звук шагов все отдалялся, времени на раздумья не было, и я бросилась следом за гаснущим в ночном лесу шорохом.

Яркий свет полной луны разгонял темноту, озаряя едва заметную тропку. Очень скоро я услышала впереди голос Виктора. Догадался колдун или нет – не знала, да и сама не вполне понимала, что задумал Горыныч. Но боялась, что прогулка может оказаться опасной не только для пленника. Вряд ли в княжестве есть много озер с таким обилием утопленниц, а значит, Арис повел Виктора на Пруток. Что если тамошние жительницы припомнят давнюю обиду?

Легкий шелест в листве все больше напоминал музыку. Мне чудилась песня – грустная, что аж сердце сжималось, и слезы наворачивались на глаза. Слов не разобрать, но мелодичный напев плакал, рассказывая о чьей-то несчастной судьбе, несбывшейся любви. Шедшие впереди замолчали – видно, тоже прислушивались. Потеряв своеобразный ориентир, я ускорила шаг, опасаясь заблудиться в ночном лесу, и успокоилась, лишь увидев впереди два мужских силуэта.

Виктор оглядывался по сторонам, и когда лицо его освещала луна, можно было заметить, как тревожно напряжены скулы, сжаты губы.

– Что это? – шепотом спросил он. – Что это за звуки?.. Молчишь, Горыныч? Ну, молчи, молчи… Я по твоему лицу вижу, что эта прогулка тебе нравится не больше, чем мне… Скажи-ка, может, ты хочешь спросить меня о чем-то, а? Ну, спроси, пока не поздно. Может, хочешь узнать, кто из тех, кого ты считал другом, строил козни за твоей спиной?.. Нет, это тебе неинтересно. А узнать еще о Максиме? Или об Алексее Леопольдовиче?.. А его сын Леопольд? Я и о нем могу рассказать. Не так-то много, но парочку интереснейших фактов… Я ведь многое знаю, и многое научился видеть и понимать даже без слов! Спроси. Что ты хочешь узнать? О ком?

Ответом было молчание. Виктор усмехнулся.

– Я даже знаю, о ком. И знаю, почему ты молчишь: ведь я услышу, как ты врешь самому себе… Горыныч, куда ты меня ведешь? Кому пообещал мою жизнь? Ведь не раславскому воеводе…

Вздох. Отчаявшись разговорить Ариса, пленник умолк, и теперь смотрел прямо перед собой и слушал песню. Музыка стала другой, тоска и слезная грусть в ней сменились призывом: то ласковым, то настойчивым. Мужчины ускорили шаг, и Виктор более не оглядывался.

Деревья расступались, в просветах между ними блестела серебром обширная гладь озера. Мужчины не остановились на опушке, а я осталась в тени и, обняв руками ствол молодого клена, прячась за ним, смотрела, не в силах ни отвести взгляд, ни решиться выйти из спасительной темноты.

Белые силуэты, легкие и бесшумные, словно призраки, водили хоровод на широкой лужайке у воды. Не слышно было шагов, только музыка – дивная, зовущая…

Девичий смех звонким колокольчиком разбил тишину, и я вдруг поняла, что слова песни мне знакомы. И в хороводе под полной луной собрались вовсе не привидения.

Русалки танцевали, взявшись за руки. Их головы украшали пышные венки с белыми звездами ночных цветов, длинные волосы блестящими волнами взвивались и опадали в такт движениям. Простые белые платья до пят почти не скрывали изящных линий девичьих тел. В центре круга, укутанная пелериной светлых волос, стояла певунья с букетом голубых цветов в руке. Лица ее я не видела, и ощущала дикое желание выйти из тени, чтобы заглянуть в глаза той, чей чарующий голос разносился над озером и замершим ночным лесом.

Прижавшись щекой к шершавой коре, я изо всех сил пыталась не поддаться колдовству и остаться на месте. Хотя бы остаться, потому что убежать бы уже не смогла.

Арис и Виктор вышли из-под деревьев. Свет луны облил их, ярко обрисовав две замершие фигуры. Русалки оглянулись – одна, другая. Красавицы в легких платьях призывно протягивали руки, улыбались, смеялись, не прерывая танца… Горыныч разрезал веревку на руках Виктора, но тот вряд ли понял, что свободен. Он смотрел и смотрел на светловолосую певунью – просительно и жадно, и та словно услышала сквозь песню его мольбу. Качнулась, прижала к груди голубой букетик и – обернулась.

Изящный бледный профиль, черные омуты под ресницами. Протянутые руки. Губы едва шевелятся, но голос не смолкает, не становится тише, только новые нотки слышатся в нем: радость, страсть, обещание. Виктор вытягивает руки навстречу, улыбается и, не веря своему счастью, не сводя глаз с певуньи, делает первый шаг.

Русалки подбегают к нему, весело смеются, гладят по волосам, легонько касаются губами то его щеки, то пойманной ладони, и тут же со щебетом беззаботных пташек бросаются к Арису.

Тот отступает назад. Молча. Девицы окружают его, и на миг за призрачно-белыми силуэтами фигура Горыныча исчезает, словно растворяется, но… В голосах жительниц озера слышится издевка, насмешка. Взявшись за руки, они возвращаются в хоровод, оставив Горыныча одиноко стоять посреди луга. Кружатся, кружатся… Черный плащ Виктора мелькает среди их белых одеяний грязным вороньим крылом, но колдун счастлив, колдун улыбается, колдун танцует то с одной красавицей, то с другой, не замечая, как все ближе и ближе подходит к плещущемуся у берега серебру. А песня звучит все громче, и все больше в ней неудержимого восторга, невероятного, невыразимого счастья, и хочется окунуться в это счастье, хотя бы ладонью зачерпнуть…

Чьи-то руки схватили за плечи, я дернулась и тут только поняла, что давно уже вышла из-под клена и стою на влажной от недавнего дождя лужайке. И не увидь меня Арис, не останови – плясала бы сейчас в русалочьем хороводе, если б жительницы озера и вправду пустили меня в свой круг.

Брат Василины уже стоял по колено в воде, две длинноволосые красавицы, обнимая его, целуя, постепенно заводили колдуна все глубже и глубже. Я услышала смех того, кто несколько дней был нашим пленником, и тут же еще три русалки с веселым визгом прыгнули на него. Виктор не удержался на ногах, раздался громкий всплеск, вода всколыхнулась и скрыла баловниц-сестричек и их почти добровольную жертву.

Другие жительницы Прутка тоже уходили в воду, не обращая внимания ни на меня, ни на Горыныча. Только одна оглянулась на миг – та, что пела. Арис вздрогнул, дернулся, словно собирался побежать к ней, но сдавил до боли мои плечи и остался на месте. Последняя русалка нырнула, расплескав отражение полной луны, и песня стихла.