Яркая полосатая шелковая юбка и расшитая позументом куртка, одетая нараспашку поверх белой рубашки. Старухи сильно подкрашивают ей глаза и брови, покрывают смуглые щеки слоем румян, а ногти на руках разрисовывают красным хеннэ (растительным порошком).

Две из альмей (гхавази), пожилые и полные женщины, вышли на сцену последними и сели рядом с музыкантами. Остальные развязно подошли к зрителям и пожали каждому руку.

Музыканты ударили в смычки, старухи запели, закатив глаза и откинув голову назад. Танцовщицы двинулись вперед, пощелкивая и позванивая своими крохотными кимвалами. Плечи и бедра вздрагивают, ноги почти прикованы к месту. Музыка нестройная, такт отсутствует. Гавази покачиваются, вяло поднимают и опускают руки, пристально поглядывают на зрителей. Иногда переговариваются между собой, перекликаются с музыкантами, заунывно и нескладно начинают что-то напевать. Плавность движений совершенна. Ставят на голову бутылку с зажженной свечой, кружатся, сложив руки на груди, садятся, почти навзничь опрокидываются, держа темя неподвижным — и пламя едва колеблется, бутылка даже не наклоняется, кастаньеты все так же стучат. При танце танцовщицы выбивают из ковра тонкую песчаную пыль.

Затем начался танец пчелы (нахлэ). Танцующая делает вид, что ей в платье попала пчела, и старается отыскать сердитое насекомое, которое где-то жужит, но неизвестно где. Не находя пчелы, танцовщица постепенно раздевается, отряхивает и обыскивает различные части своего туалета; наконец, скинув последнюю рубашку и убедившись, что пчела давно улетела, обрадованная, предается бешеной пляске… но, спохватившись, что она раздета, спешит, однако, не сбиваясь с такта и не переставая танцевать, одеться. При этом в танце алмеи выделывали разные штуки со зрителем. По окончании, когда танцовщицы прощаются, зрители намачивают языком несколько пиастров и прилепляют на шею или лоб отличившимся танцовщицам.

Всякие штуки со зрителями. «Они разделись и проделывали все в костюме Евы. Давно мы так не смеялись, при виде этих темных тел, которые набросились на Пупи (Георгия). Одна окончательно присосалась к нему так, что только палками мы освободили его от нее.»

Чтобы избавиться от опеки Барятинского, Николай говорит, что с ним пойдет Филарет. Филарет идет, должный «уберегать наследного помазанника от беса». Волков, смотря на него, злобно говорит, что у священников специально такая форма, чтобы ничего заметно не было. Ландезен пристает к Эстер, но Волков быстро ставит его на место, не слушая возражений про то, что она террористка. Волков приходит на дхабию к Владимирову, где тот сидит с Дмитриевой, и говорит, что его даме следует прогуляться с наследником наедине. Во Владимирове просыпается его купеческая наследственность. Пьяный АИ говорит, что арабы предлагали купить ее у него. Волков соглашается. Артемий Ив. хочет три рубля, а получает пятнадцать.

После танцев Николай уединяется с Эстер.

Ландезен пытается охранять Николая и получает по морде.

Оболенский делает Николаю выговор.

Фаберовский едет на охоту на шакалов в Карнак. В Карнакском харме или возле него англичане любят охотиться на гиен и шакалов, которых собирает сюда падаль, вывозимая арабами соседних деревень. В этой же компании едет доктор Смирнов, егермейстер Барятинский, стонущий постоянно, Стопроценко, Голенищев. Следом едут Смит, Гримбл и Проджер.

Поездка ночью в Карнак. Луна еще не всходила и дорога совсем почти не видна. Не отъехали и полуверсты от Луксора, а в воздухе уже все замерло — ни звука, ни шелеста ветерка. Иногда попадались пальмы, но вот впереди сумрачно и высоко поднимается в небо какая-то темная масса: это первый исполинский пилон. Вот вступили в серединный проезд; глухо отразились от стен его звуки копыт осликов и таинственно глядело темное пространство первого двора. Въехали туда и спешились.

В Карнаке как привидение бродит неизвестно как забредший туда Курашкин. Фаберовский пошел к нему.

(Особенно красивы при луне заваленные мусором проходы пилонов боковых храмов с разросшимися на них пальмами; сквозь возносящиеся к небу ветви этих исполинов прорываются таинственные тени; они то движутся навстречу нам, растут и словно хотят охватить и заполонить нас, то вдруг быстро, словно боязливо трепеща, удаляются от нас и исчезают).

Раздается протяжный, жалобный стон.

Устраивается стрельба. Фаберовский отлучается от основной компании и выуживает из Курашкина разные сведения, когда по нему прицельно начинает стрелять вся троица. Фаберовский тоже отвечает им выстрелами, а Курашкин убредает в темноту.

Араб несет убитого зверя.

— Дэба, азим-дэба, большая гиена! — кричат арабы.

После охоты арабы не хотят отпускать охотников. Сев в гробнице на пол перед миской с буйволовым молоком, хлебаем его, черпая поочередно рюмкой с отбитой ножкой, выпили затем лимонаду из душистых зеленых лимончиков и закурили папиросы, в которые Хейраддин накрошил гашишу. Араб учит, как следует, затягиваясь, жмурить глаза.

Когда они возвращаются все в Луксор, Пенелопа делает ему (Фаберовскому) при Эстер выговор. Ночная прогулка по широкой террассе гостиницы, куда выходят двери комнат. Тепло, воздух насыщен запахом роз и померанца; тихо так, что лист не шелохнется. Тот рассказывает про габонскую гадюку, которая здесь не живет, и про стрельбу в пустыне. Она не верит. Эстер уходит к себе.

Эстер возвращается на дхабию и застает Владимирова и Дмитриеву вместе. Та как раз намеревалась отравить Владимирова и подмешала в вино яд. Вместо отравления выходит скандал.

18 (30) ноября, воскресенье

Прохладное утро.

Фаберовский обнаруживает, что прислуга в отеле сменилась и Мухаммеда нет. К нему прибегает Владимиров и говорит, что у него на дхабии лежит при смерти один из арабов его команды. Фаберовский с Владимировым приходят на дхабию и допрашивают араба. Тот рассказывает, что тайком выпил вино (при этом капитан дхабии говорит, что это его покарал Аллах). Фаберовский предлагает капитану промыть больному желудок, но выражает неуверенность, доживет ли тот хотя бы до полудня. Спрашивает, кто был у Владимирова на дхабии. Тот все отрицает, даже присутствие у него Дмитриевой. Говорит, что они расстались перед сходнями, ведь не мог он изменить своей Эстер! Фаберовский говорит, что возможно, это дело рук Какссон, хотя ему казалось, что сперва она хотела отравить только Пенелопу, а не Фаберовского с Владимировым. Но все так быстро меняется! Идут за доктором Смирновым, но когда тот приходит на дхабию, он просто констатирует смерть.

На придворных яхтах встали в 6 часов.

Чтобы оградить Николая и пр. от нападения ослятников, капитан яхты с командой, полицмейстер и Ландезен должны заранее совершить туда к ним рейд и прибить их.

На противоположной стороне от деревни Луксор находится Бибан-эль-Молук («Долина или Врата царей»). Николай со свитой на лодках едут на левый западный берег. Все с тропических шлемах с хвостиками. Николай лично приглашает Пенелопу и Эстер сопровождать его.