Френч не признал себя виновным на заседании военного трибунала, разбиравшего это дело. Его обвинили в нарушении статьи 13 Кодекса военной юриспруденции, запрещающей общение с представителями иностранных держав по вопросам обороны. В состав суда входили три генерала, два полковника и два подполковника.

Френч отверг все обвинения, сказав, что он «запутался». Его защита ничего не смогла сделать, и 20 сентября он был разжалован и приговорен к пожизненному заключению.

Прессе не сообщалось об этом процессе до вынесения приговора. В газетах его сразу назвали «наводчиком, любящим покер». Жене Френч написал, что заболел и проходит лечение в военном госпитале. Когда в газетах появились статьи о его деле и приговоре, который он получил, Френч позвонил отцу и сказал: «Не верь тому, что про меня говорят». То же самое он сказал и жене.

В феврале 1959 года военный кассационный суд признал, что, хотя действия Френча были невероятно опрометчивы и незрелы, их нельзя считать действиями профессионального шпиона или предателя. По сути это было нарушение, которое часто рассматривается военным судом и имеет отношение только к деньгам: кража, продажа государственного имущества, азартные игры и так далее. Его приговор был изменен на десять лет заключения.

С трудом можно представить себе, что человек, который воспитывается в атмосфере дисциплины и идеалов военной академии и затем занимает высокие должности, может забыть, что он собой представляет. Переход границы и импульсивные побеги, свойственные низшим чинам армии, не характерны для людей, которым доверено командование. Неуравновешенность и притупленное чувство долга, что было свойственно капитану Френчу, обычно не позволяют военным достичь высокого положения.

Однако количество звезд на погонах офицера не мешает русским пытаться завербовать его. Такие попытки делались в отношении высокопоставленных офицеров, которые дружелюбно относились к России и ее жителям. Других позволяют эксплуатировать их собственные слабости.

Бригадный генерал Филип Р. Феймонвилль был одним из тех, кто не согласился на сотрудничество. Он закончил военную школу в 1912 году и молодым офицером участвовал в военной миссии в Сибири. Как один из немногих американских офицеров, лучше других знавший Советский Союз, он стал авторитетом в области советской жизни. Чтобы укрепить эту репутацию, генерал изучил русский язык и стал читать русские военные публикации. Он поддерживал связь со своими знакомыми в России, и его интерес к Советскому Союзу стал так велик, что друзья прозвали его «большевиком».

В 1934 году Феймонвилль был назначен первым военным атташе в СССР. Его рекомендовал посол Уильям С. Буллит, который сказал, что он «знает о России больше, чем любой другой офицер американской армии». В Москве Феймонвилль стал одним из самых популярных дипломатов и отправлял в Вашингтон пылкие доклады о военной мощи русских. Он выяснил, что некоторые из его друзей были репрессированы, но он познакомился с новыми людьми, и его любовь к России не увядала.

Доклады Феймонвилля вызвали удивление в Вашингтоне, а когда он написал, что «русские — величайшие воины мира», Государственный департамент потребовал объяснений от его руководства. Александр Кирк, бывший в то время поверенным в делах, ответил, что с Феймонвиллем «о России можно разговаривать столько же, сколько с другим человеком о его матери».

Те, кто беседовал с ним о России, как это иногда делал его помощник полковник Фрэнк Хейн, запомнили, что эти разговоры всегда были очень эмоциональны, и темпераментный Феймонвилль, который не любил, когда ему противоречили в этом вопросе, часто заболевал после них.

Феймонвилль был военным атташе до 1939 года, и, несмотря на то что все его доклады были пронизаны восхищением русскими, его оценка советской военной силы была более точной, чем оценки его последователей. Феймонвилль, описывавший танки, тяжелую артиллерию и подвижную технику, говорил и о традиции русских людей до последней капли крови сражаться за свою землю. Он стал одним из немногих, кто увидел в России военную державу, с которой нужно считаться.

В 1941 году Феймонвилль снова вернулся в Москву, на этот раз в составе комиссии, управлявшей американским ленд-лизом. Это задание продолжалось всего год. Из-за своего рвения помочь России он поссорился с военными атташе и представителями Министерства обороны. Чтобы показать свою любовь к русским, он стал регулярно сдавать кровь в московские больницы.

Офицеры советской разведки, которые от друзей Феймонвилля знали о его любви к России, встретились с генералом и пытались склонить его к работе на их спецслужбы, пользуясь аргументом, что он поможет всему миру, помогая России. Несмотря на дружелюбное отношение к русским, Феймонвилль достаточно благоразумно отказался от этого предложения. Ему льстили, предлагали награды, но он ничем не отвечал.

Участие Феймонвилля в ленд-лизе закончилось не из-за попытки завербовать его, о ней стало известно гораздо позже. В Государственный департамент поступали жалобы, что с ним было невозможно работать, и в 1942 году он был отозван без объяснений. Ему поручили должность, в которой не могло быть никаких противоречий: он возглавил тренировочный военный лагерь на юго-западе США.

Там Феймонвилль провел последние годы своей службы. Он лучше всех знал военный потенциал русских, но его любовь к ним погубила блестящую карьеру. Он вышел в отставку в 1948 году в возрасте шестидесяти лет и вернулся в Сан-Франциско.

Когда Юрий Расторов, офицер советской разведки, дезертировавший на Запад в 1954 году, выступал в конгрессе, он назвал имя Феймонвилля. Расторов подтвердил, что НКВД пытался завербовать Феймонвилля из-за его «необычного поведения», но он отверг все предложения.

В июле 1952 года перед военным судом в Форт-Миде предстал генерал-майор, получивший строгий выговор и отстраненный от полномочий на шесть месяцев. Это был первый со времен Гражданской войны офицер такого ранга, которого судил военный суд.

Генерал-майор Роберт В. Гроу был признан виновным по двум пунктам обвинения и невиновным по третьему пункту, который остался неразглашенным. Он был признан виновным в том, что вел записи о секретной военной информации в личном дневнике.

В результате блестящего шпионского заговора у генерала, два года бывшего военным атташе в Москве, украли его дневник. Его верность никогда не подвергалась сомнению. Он был ярым антикоммунистом, выступал за начало войны против Восточного блока.

Возможно, он считал себя блестящим военным теоретиком, чьи мысли необходимо сохранить для потомства. Годами он вел ежедневный дневник, что уже само по себе является сомнительной практикой для офицера, имеющего доступ к секретной информации. В военное время в американской армии вводится запрет на ведение дневников. После инцидента с Гроу военная разведка стала настаивать на запрете дневников до тех пор, пока будут сохраняться условия холодной войны.

Генерал Гроу был экспансивным человеком, блестящим командиром 6-й танковой дивизии, участвовавшей в боевых действиях в Европе во Второй мировой войне. После войны он служил в Иране, откуда в 1950 году был переведен в Москву в ранге военного атташе.