Совета министров СССР по химии

14 августа 1961 г., № 367–104

О развитии научно-исследовательских, конструкторских и опытно-экспериментальных работ в организациях Госкомитета по созданию средств индикации отравляющих веществ в полевых и промышленных условиях.

Химическая разведка и индикация боевых отравляющих веществ имеют весьма серьезное значение в связи с наличием на вооружении армий капиталистических стран высоко токсичных ОВ, действующих в весьма малых концентрациях.

Вопросами научно-исследовательских работ по созданию средств индикации в системе Госкомитета на протяжении ряда лет фактически занималась единственная организация — ИРЕА.

В ИРЕА проблеме индикации ОВ не придавалось должного значения, исследования велись небольшим коллективом сотрудников, что привело к малой результативности в работе. Поставленные перед ИРЕА задания по разработке средств индикации ОВ не выполнены…

В целях быстрейшей разработки эффективных средств индикации ОВ и привлечения для этих целей более широкого круга работников научно-исследовательских и опытно-конструкторских организаций Госкомитета — приказываю:

Начальнику Первого управления т. Антонову:

…б) до 20 декабря 1961 г. организовать специальную лабораторию в ГСНИИ-403 со штатом не менее 20 человек по разработке методов и средств индикации ОВ в производственных условиях…

Заместитель председателя Государственного

комитета Совета министров СССР по химии

Костандов» [832]

Приведенный приказ 1961 г. лучше всего характеризует тяжелейшее положение с измерительными приборами по ОВ. Он был подготовлен в недрах ВХК через много лет после того, как отгремели битвы за стахановский выпуск советских иприта и люизита, фосгена и дифосгена, синильной кислоты и адамсита. Жизнь и здоровье пострадавших людей уже было не вернуть. Более того, к моменту написания этого приказа уже отошли в прошлое бои за опытный выпуск зарина и зомана, и вовсю шло серийное производство советского зарина с неизбежной потерей здоровья людей. Между тем у «вероятного противника» — США — в 1961 г. уже начался промышленный выпуск самого токсичного ОВ современности — газа VX. Что касается будущего, то после этого приказа к ИРЕА, не спешившего с созданием высокочувствительных приборов для измерения ОВ в различных средах, добавился еще институт ГСНИИ-403 (ГСНИИОХТ). Однако создавать приборы этому институту предстояло лишь для производственных условий, а вовсе не для мест обитания обычных граждан. Между тем требования к приборам для этих двух задач принципиально отличны. Так что защищать граждан от нападения «вероятного противника» ВХК по-прежнему не собирался.

Лишь в конце эпохи Н. С. Хрущева проблема наконец-то была понята там, где принимались решения. Во всяком случае, в постановлении ЦК КПСС и СМ СССР от 14 февраля 1963 г. рассматривались не только вопросы организации промышленного производства ОВ, но и проблемы создания средств измерения ОВ в окружающей среде [437]. Разумеется, развитие направления по созданию средств измерения ОВ «вероятного противника» претерпело немало этапов.

16 июля 1966 г. в подполье ВХК появилось тайное постановление СМ СССР, в соответствии с которым на два ведомства — Главное управление гидрометеорологической службы при СМ СССР и МХП СССР (ГСНИИ-403 и его филиалы) — были возложены разработка аналитических методов определения ОВ в объектах окружающей среды (воздухе, водах и т. д.), а также само определение ОВ в окружающей среде различных регионов страны [175].

Конечно, общество о том важном аналитическом задании не знало тогда, не знает и сейчас. И результатов нет и поныне. Однако сама идея не умерла, а получила развитие — не в смысле приборов, а в смысле издания все новых и новых документов. Потому что вслед за приборами и методами определения ОВ в окружающей среде не мог не встать вопрос и об организации постоянного мониторинга загрязненности окружающей среды по всей стране. В частности, постановлением СМ СССР от 9 апреля 1970 г., которое касалось организации контроля и учета физиологически активных веществ везде и всюду [208], Главному управлению гидрометеорологической службы Советского Союза были также даны задания и по организации наблюдения за загрязненностью ОВ воздуха и объектов внешней среды по всей советской стране.

Возможно, после получения заданий своего правительства [175, 208] это важное ведомство и искало «вражеские» ОВ на территории нашей необъятной Родины. Обратимся, однако, к реальным фактам. Появление постановления 1966 г. [175] породило в советском химическом подполье переписку, которая дает представление о том, что именно наш ВХК собрался искать в окружающей среде. Так, в письме от 13 февраля 1967 г. в санитарно-эпидемиологическую службу СССР директор ГСНИИОХТа тех лет (и будущий директор «академического» Института физиологически активных веществ) И. В. Мартынов писал о создании ПДК на продукты распада ОВ, которые следует искать в водоемах страны. Среди прочего в том списке были упомянуты и такие вещества, как изобутиловый эфир метилфосфиновой кислоты, 2-диэтиламиноэтилмеркаптан, хлористый изобутил и изобутиловый спирт. Однако все эти вещества — это вовсе не «творческий» портрет выпускавшегося с 1961 г. [7] американского ОВ VX, а признаки советского V-газа (XXV) (S-диэтиламиноэтил-O-изобутилметилфосфоната), американцам не известного и тогда еще не производившегося. Потому что если бы деятели нашего военно-химического подполья действительно хотели искать «вражеский» VX (XXVI) (S-диизопропиламиноэтил-O-этилметилфосфонат) на своей земле, их список должен был включать совсем иные продукты распада (этиловый эфир метилфосфиновой кислоты, 2-диизопропиламиноэтилмеркаптан, хлористый этил и… этиловый спирт). А в письме от 10 января 1968 г. все в ту же санитарно-эпидемиологическую службу заместитель директора ГСНИИОХТа А. Т. Щекотихин обсуждал методики обнаружения ОВ в воздухе. И опять речь шла о веществе «33» (это шифр советского V-газа), а не об американском VX. Кроме того, в списке веществ, аэрозоли которых предполагалось искать в воздушной среде Советского Союза, были названы 3-хинуклидиновый эфир бензиловой кислоты, то есть BZ (IX), а также LSD-25 (X). Только и в этом случае речь шла не о вражеских ОВ, а о своих, потому что речь шла о разработке методик определения этих ОВ не на просторах Родины, а… в лабораторных условиях. Потому что как раз в это время Советская армия активно требовала от советской промышленности налаживания выпуска этих ОВ в масштабах, необходимых для ее (Советской армии) целей [175]. Дальнейшая переписка, скорее всего, оборвалась, потому что начиная с 1968 г. санитарно-эпидемиологическая служба Минздрава СССР была отставлена от дел химического вооружения [118].

Не будет лишним отметить, что данными о результатах своих наблюдений за «вражескими» ОВ Гидрометеослужба СССР с обществом не поделилась. И так продолжалось долгие годы, пока не рухнула страна, их вскормившая. Впрочем, вряд ли вообще эти результаты были когда-либо обобщены. Потому что на самом деле речь шла вовсе не о «вражеских» ОВ в нашей советской окружающей среде, а о том, чтобы предприятия советского ВХК не выбрасывали в окружающую среду советские ОВ в количествах, которые бы позволили прознать про это злокозненным шпионам из стран НАТО. То есть о технической контрразведке.