давно заметила, что совершившие правонарушение подростки, перешагивающие порог милиции не по своей воле, во время беседы почти никогда не смотрят в глаза тому, с кем им приходится вести официальный разговор. Правда, пока еще не допрос, а всего–навсего лишь беседа, если причина, приведшая молодого человека и милицию, связана с правонарушением. А этот, переминаясь с ноги на ногу, смотрит на нее такими широко раскрытыми, доверчивыми глазами, что в первую минуту Калерия несколько смутилась. Пока еще не только не догадывалась о причине прихода молодого человека в милицию, но даже подумала: не ошибся ли он адресом?

— Моя фамилия Таранов, Константин… — застенчиво проговорил молодой человек.

— Пожалуйста, присаживайся, Костя, и рассказывай: кто ты и каким ветром занесло тебя в наши края? — Калерия показала на стул, стоявший у стола, а сама, чтобы разрядить обстановку напряжения первого знакомства с подростком, стала перебирать в вазе цветы, выбрасывая из букета слегка увядшие и поправляя те, что она оставляет в вазе.

— Я учусь в ПТУ… На последнем курсе… — глухо покашливая в кулак; начал Костя, но Калерия, извинившись, перебила его:

— Пожалуйста, скажи свой адрес. Это полагается по форме. Меня зовут Калерия Александровна.

Костя сказал свой адрес, и Калерия записала его.

— Ну, а теперь я тебя слушаю.

С минуту Костя, насупившись и нагнув голову, молчал, не зная, с чего начать. Потом наконец заговорил:

— Калерия Александровна… Дальше так нельзя… Нет больше сил смотреть, как он мучает и унижает мать. И это с тех пор, как я себя помню. Бьет ее чуть ли не каждый день. Последний год озверел окончательно.

— Кто?

— Отец.

— Где он работает? Кем?..

— Грузчиком в овощном магазине.

— Пьет?

— Не то слово. Трезвый — человек, а как выпьет… — Костя вздохнул и ладонью вскинул упавшую на глаза прядь русых волос. — А последний год пьет каждый день. — От стыда за поведение родного отца, не поднимая глаз, он продолжал: — Однажды я был уже на грани, хотел задушить его сонного или отравить, уже приготовил отраву, но вовремя одумался. Несколько раз пытался защитить мать, но все кончалось тем, что он избивал меня так, что неделями не ходил на занятия, был весь в синяках. Не знаю, что дальше делать. Пришел к вам посоветоваться, О вас очень хорошо говорят ребята с нашего двора.

— Отец проживает с вами? — Калерия взяла ручку, чтобы что–то записать.

— С нами.

— Его имя и отчество?

— Николай Иванович.

— Тоже Таранов?

— Да.

— В каком магазине он работает?

— На нашей же улице, рядом с гастрономом, в доме восемнадцатом.

— И давно он работает грузчиком?

— Два года.

— А до этого?

— До этого работал таксистом в тринадцатом таксомоторном парке.

— И тоже пил?

— Пил, но не так… .За пьянку и уволили.

Калерия, словно вспомнив что–то знакомое и печальное, вздохнула.

— Все попятно… В каком ПТУ учишься?

— В электромеханическом, на Шаболовке.

— И как успехи?

— В училище вроде бы хвалят. — Застенчивая, виноватая улыбку вспыхнула и тут же потухла на губах Кости.

— А где работает мать?

— Ткачиха… на «Трехгорке».

— В чем, на твой взгляд, причина такого поведения отца?

— Он ревнует мать, — не поднимая с пола глаз, ответил Костя.

— К кому?

— Даже сам не знает к кому. Мама работает в цеху, где одни женщины. С работы летит пулей. В магазин и из магазина ходит чуть ли не бегом, даже соседи смеются. Когда бывает трезвый, иногда винит себя за побои, просит прощения, а как напьется, так все начинается сначала.

— Соседи знают, как отец в пьяном виде издевается над матерью?

— Еще бы!.. Не раз хотели писать на него в милицию, да их мать отговаривала, все надеется, что утихомирится. На работе тоже хотели вмешаться, но мать упросила не делать этого. Боится отца. Пригрозил, что убьет.

Калерия закурила и, словно что–то прикидывая в уме, долго смотрела на Костю, потом пришло решение.

— Я помогу вам с матерью, только прошу тебя, Костя, об одном — ты не мешай мне и о том, что был у меня, матери не говори, она из жалости и из боязни может сорвать мои планы.

— Я могу их знать?.. — Большие серые глаза Кости, в которых стыла немая тревога, остановились на инспекторе.

— Обязательно! — твердо ответила Калерия. — Запомни одно: все эти сигналы на бытовое хулиганство отца поступили в милицию не от тебя, а от соседей. Это во–первых. Во–вторых, как только он начнет пьяный дебош — сразу же, немедленно позвони мне, я постараюсь, чтоб за ним пришла патрульная милицейская машина и его увезли в вытрезвитель. Потом по решению суда суток пятнадцать он поработает на очистках дорог за мелкое хулиганство, а за эти пятнадцать дней мы подготовим все необходимые документы для суда, чтобы отца твоего направить на принудительное лечение от алкоголизма. Отца нужно спасать.

Костя смутился, не зная, что ответить инспектору. Потом ответил:

— А не строго ли — сразу? Может, сначала поговорить с ним? Ведь суд — это как–то… Отец же он мне.

Калерия что–то записала в настольном календаре, печально улыбнулась и сожалеючи посмотрела на Костю.

— Дорогой Костя, за годы работы в инспекции я провела столько бесед с отцами–алкоголиками, что наконец прозрела и поняла: все мои усилия были напрасными. Алкоголик это человек особый. Трезвый он готов каяться, давать клятву, что больше никогда не позволит ничего неприличного, даже всплакнет, признает свою вину пород родными и близкими, притихнет недельки на две, на три, всем своим собутыльникам твердо заявит, что он накрепко «завязал»… Но это всего–навсего недели на две, на три, от силы на месяц. Но уж зато потом, когда он «развяжет» и выпустит из бутылки зеленого змия, тогда все вокруг него держись. Читал «Василия Теркина»?

— Читал, — ответил Костя, не понимая, какое отношение имеет дебоширство отца к «Василию Теркину».

— Так вот, Василий Теркин, попадая в госпиталь или на отдых, спал за прежний «недосып», спал, не пробуждаясь, сутками. А хронический алкоголик, да если еще во хмелю он буйный, после временного затишья старается наверстать упущенное и учиняет такое!.. — Калерия Александровна поморщилась и покачала головой. — Так что просьба твоя, дорогой Костя, чтобы я поговорила с отцом — это мертвому