Ротмистр некоторое время угрюмо молчал, обдумывая услышанное. Затем он глубоко вздохнул, словно пробуждаясь от ночного кошмара, и произнес почти с прежней бодростью:

– Дорогая пани Анна! Я, беря пример с вас, впредь не буду сотрясать воздух лишними словами. Однако хочу сказать вам спасибо за урок! Возможно, он когда-нибудь спасет мне жизнь.

Он поднялся на ноги, поправил амуницию, и произнес твердо:

– Я пленю помора!

Покидая поляну, ни пани Анна, ни уж тем более пан Анджей не осматривали окрестные кусты на предмет постороннего присутствия. Начальница вервольфов, конечно же, профессиональным чутьем постоянно контролировала окружающую обстановку. Но притаившийся на опушке человек тоже был профессионалом, и заметить его без целенаправленных усилий было практически невозможно. Он следил за странной парочкой почти от самого лагеря. Когда ротмистр со своей спутницей спешились на укромной полянке, этот человек быстро отошел далеко в лес, догадавшись, что начальница вервольфов примется зачищать периметр. Затем он бесшумно прокрался на самую опушку и стал внимательным свидетелем всех последовавших занимательных событий и разговоров.

Когда всадники покинули поляну и медленно двинулись по узкой звериной тропе в обратный путь, таинственный соглядатай некоторое время продолжал лежать в своем укрытии. Затем он вскочил на ноги и легко побежал напрямки через лес, причем намного быстрее плетущихся шагом верховых. В условленном месте на краю леса, перед обширным полем, тянущимся до самого осадного лагеря, его поджидал слуга с двумя лошадьми.

– Удачной ли была ваша охота, господин маркиз? – почтительно осведомился слуга.

– Как обычно, – слегка пожал плечами фон Гауфт и, вскочив в седло, неспешной рысью направился в лагерь, обдумывая только что полученную информацию.

«Зачем же нашей загадочной пани Анне понадобилось так унижать гордого гусара и наносить смертельный удар по его самолюбию? Чтобы взять на крючок и завербовать под угрозой разглашения произошедшего? А зачем же, в таком случае, она поручила ему взять в плен поморского дружинника, да еще и десятника, то есть, по сути дела, послала ротмистра на верную смерть? Или же он действительно так надоел прекрасной пани, что она, не веря обещанию оставить ее в покое, захотела избавиться от назойливого ухажера наверняка? Причем решила сделать это руками неприятеля, чтобы не вызвать лишних разговоров и подозрений. А что если… – Маркиз даже осадил коня, пораженный внезапно пришедшей в голову догадкой. – А что, если она, почувствовав за собой слежку, и опасаясь выходить на связь через тайники, хочет встретиться со связником? Потому она и требует от ротмистра взять в плен ни абы кого, а конкретного бойца, то есть разведчика, с которым все заранее было обговорено. Помор-разведчик притворно сдается в плен, встречается с пани, а потом… Ну и что потом? Нет, слишком сложная комбинация! Хотя, я уже знаю, что имею дело с весьма достойным противником… Ладно, примем все эти рассуждения за рабочие гипотезы, а пока будем собирать информацию, не спуская глаз с прекрасной дамы. Интересно, что это именно она сообщила о множестве дымов на псковской улице, идущей вдоль участка стены, намеченного нами для штурма. И на этом же участке постоянно слышен стук топоров… Стук топоров, множество дымов – складно да напевно. Выгонят из контрразведки – пойду в менестрели. А может быть – в гусляры?».

Маркиз усмехнулся, дал шпоры коню и поскакал в свой стан.

Пани Анна вернулась в расположение отряда вервольфов одна, расставшись с ротмистром на опушке леса. Она бросила поводья лейтенанту и легко, не смотря на надетую амуницию и вооружение соскочила с коня. Лейтенант, держа ее коня под уздцы, молча взирал на свою начальницу, не решаясь задать вслух мучивший его вопрос. Пани Анна, мельком бросив взгляд на офицера, сняла шлем, тряхнула головой так, что ее чудесные густые волосы золотистым дождем рассыпались поверх вороненой кирасы, и направилась в свой шатер.

– Отвадила! – через плечо на ходу бросила она своему заместителю всего лишь одно слово.

Карета проехала по дорожке небольшого парка и остановилась перед элегантно строгим особняком. Пожилой слуга, пыхтя, слез с запяток, не слишком проворно, но весьма почтительно распахнул дверцу. Мисс Мэри Локлбридж выпорхнула из кареты, привычно взбежала по невысокой мраморной лестнице. Перед уже открытыми дубовыми дверями парадного входа ее поджидал величественный дворецкий. Его голос звучал с бесстрастной чопорностью, но движения бровей выражали немалое удивление:

– Мисс Мэри, вы опоздали к обеду! Гонг уже прозвучал три минуты назад, и леди Алиса с сэром полковником вынуждены были сесть за стол, не дождавшись вас. Смею надеяться, что вас задержала весьма и весьма уважительная причина!

– Вы правы, Джекоб! Лишь чрезвычайные обстоятельства вынудили меня допустить столь чудовищное опоздание!

Мисс Мэри, не задерживаясь, пробежала под сводчатой аркой, миновала анфиладу комнат, и, как легкое дуновение веселого теплого ветерка, ворвалась в обеденную залу.

– Нашла! – с порога воскликнула она, опережая все вопросы и объяснения, и, картинно запыхавшись, плюхнулась на свое место за стол.

Полковник чуть не расплескал бокал со строго отмеренной ограниченной порцией любимого односолодового виски, а леди Алиса уронила салфетку.

– Ну наконец-то! Поздравляю вас! – воскликнула она, делая знак лакею подать ей новую салфетку. – Почти год! Мисс Мэри, вы – истинная английская леди. Мы вами гордимся. Несомненно, и ваша лучшая подруга, леди Джоана, согласилась бы с моими словами.

– Гип-гип ура! – провозгласил полковник, героическим усилием спасший вожделенный бокал.

Действуя с кавалерийской стремительностью и инициативой, он торжественно поднялся со своего места:

– За долгожданное и знаменательное событие! – находчивый ветеран осушил священный сосуд до дна и с невинным видом обратился к супруге: – Дорогая, прикажи по такому случаю подать еще виски!

– Подайте! – обреченно кивнула лакею леди Алиса, не желавшая вносить диссонанс в торжественность момента, и обратилась к мисс Мэри: – Надо же, никогда не думала, что Портсмут – настолько большой город, что в нем можно почти год искать человека даже по неточному адресу. Как там написал ваш батюшка, сэр Генри Локлбридж в своих предсмертных заметках?

«Третий дом слева от площади с таверной, с красной крышей. Мастер Джон Смит, среднего росту, с темными волосами,» – скороговоркой процитировала мисс Локлбридж давно заученный текст.

– Да уж, – пробормотал полковник, любуясь янтарно-коричневым маслянистым блеском новой порции благородного напитка в хрустальном бокале. – Таких площадей с трактирами и красных крыш в Портсмуте видимо-невидимо, не говоря уж о Джонах-кузнецах, то есть Смитах. Очевидно, ваш батюшка частенько посещал мастерскую мистера Смита, и потому у него не было надобности подробно описывать местоположение. Да и писал он свои заметки, как я понимаю, скорее для себя, нежели для наследников.

– Совершенно верно, – кивнула мисс Мэри. – Это, конечно же, было не завещание, а записи для памяти на клочках бумаги. Джоана, с которой мы подружились в заморских владениях, где наши семьи были соседями, не раз приходила в ужас от беспорядка, царившего в кабинете моего батюшки. Но, конечно же, она не позволяла себе осуждать его вслух. Однако, как вы понимаете, для меня совершенно не важно, каким образом мой дорогой отец, сэр Генри, выразил свою волю: на гербовой бумаге или на простом клочке. Я все равно обязана выполнить ее и погасить все его долги. Иначе, как вам известно, я не смогу вступить во владение семейной собственностью и даже выйти замуж. И вот, сегодня наконец последний заимодавец почти что найден!