Они разошлись к своим элефам. Саул поднялся на колеснице до середины возвышенности. Вместе с Бецером и пятью десятками стражи из преданных бениаминцев он взошёл на холм, поросший терновником и колючей травой.

Царь прилёг на куске войлока, постеленном Бецером, и накрылся плащом. Небо, земля и ветер молчали. Тишина царила во всём расположении эшраэльского войска. Саул не надеялся заснуть перед сражением, но неожиданно провалился в чёрную пропасть сна.

Солнце встало, и оба войска приготовились к сражению.

Стоя с Бецером на вершине холма, Саул смотрел на приближение пеласгов, двинувшихся от своего лагеря через пространство неширокой долины. Они шли стройными рядами в красногривых шлемах, выставив длинные копья, и были великолепны. Сияли плотная медь доспехов и круглые солнца ослепляющих щитов. Лезвия секир и мечей из наточенного синеватого железа вспыхивали и рассыпали искры отражённого света.

Впереди, на обитых медью колесницах, стояли с возничими и оруженосцами пелиштимские князья и начальники в синих и красных плащах поверх доспехов. Возничие сдерживали вожжами горячих коней, чтобы не нарушать строя.

Вся эта лавина пеших воинов, колесниц и пращников в коротких серых рубашках и яйцевидных египетских шлемах-касках медленно двигалась, приближаясь к растянувшейся ленте колеблющих копья и налаживающих камни для метания, волнующихся эшраэлитов. Среди нападавших не было бородатых арамеев и хананеев, никаких вспомогательных частей Анхуса, — только бритые, светлоглазые, русоволосые бойцы Пелиштима.

Хрипло взревели боевые рога, загрохотали, застучали тамбурины и бубны. Пеласги запели какую-то грозно-весёлую боевую песню и ускорили шаги. Вот всё ближе и ближе... Казалось, сейчас начнётся непосредственное столкновение. Но внезапно туча камней и обожжённых шаров из глины полетела как со стороны пелиштимцев, так и из рядов эшраэлитов. Все пригнулись и закрыли головы щитами, послышался дробный стук камней, ударяющихся о медные доспехи. Раздались первые стоны и крики боли, появились первые раненые и убитые…

Визгливо заржали кони, понеслись колесницы. С оттяжкой защёлкали тетивы эшраэльских луков, искривлённых, как бычьи рога, и больших, плавного абриса, луков пелиштимских. Стрелы взвивались молниеносными чёрными стаями. Пеласги побежали вперёд, стараясь не нарушать строй. Навстречу им наклонились острия эшраэльских копий.

— Хедад! — яростно закричал Янахан, метнув с колесницы три копья подряд, а с четвёртым устремляясь на ближайших противников.

Звон щитов и доспехов, треск копий, лязг мечей и секир, гулкие удары палиц, дикий вопль ярости, боли, страха, отчаяния и минутного торжества слились в шуме сражения, где сошлись на небольшом пространстве тысячи сильных бойцов.

Саул с вершины холма наблюдал за началом битвы со стиснутыми зубами и побледневшим лицом.

На левом крыле его войска первый удар пеласгов стойко выдержали юдеи во главе с Ардом. Они смешали строй врагов и отчаянно сражались не собираясь отступать.

К Арду пробивался, оставив колесницу, аккаронский князь Родарк. Его молодое лицо с кровоточащей ссадиной от острого камня казалось сосредоточенным и холодным. Тысяча копейщиков Аккарона, сомкнув ряды и прикрывшись щитами, билась с упорными юдеями. Ард тоже покинул колесницу, передав лошадей слугам. Он понял, что воин в синем плаще, наносящий мощные удары копьём и стремящийся ему навстречу, пелиштимский князь.

Наконец они сблизились достаточно, чтобы достать друг друга. Жестокие светлые глаза пеласга встретили такой же смелый взгляд сероглазого евуссея. Ард метнул копьё в Родарка. Тот пригнулся, и копьё пробило гребень его шлема. Князь торопливо сбросил шлем и тоже метнул копьё. Оно вонзилось в щит Арда, который был вынужден опустить щит под его тяжестью. Тут раздался болезненный крик оруженосца, прикрывавшего Арда со спины. Из правого глаза рослого юдея торчала стрела, пробившая мозг. Оруженосец рухнул под ноги сражавшихся. Ард выхватил меч, освобождая левую руку от щита с вонзившимся копьём пеласга. Ещё немного, и они сошлись бы с одними короткими мечами в смертельной рукопашной схватке. Однако теперь Арда некому было охранять со спины.

Пелиштимское копьё проткнуло Арду поясницу, мочевой пузырь и проломило лобковую кость. Тысяченачальник Саула, истекая кровью и невыносимо страдая, наотмашь рубанул мечом подвернувшегося близко вражеского бойца. Но колени его уже подгибались. Он хотел повернуться и успеть взглянуть на холм, где в золотом венце стоял царь, которого он самоотверженно любил с первого дня его избрания. И тут же меч другого пеласга рассадил ему сбоку шею. Когда князь Родарк пробился к Саулову соратнику, чтобы нанести решающий удар, то с разочарованием убедился: тот уже мёртв.

На правой стороне шимониты и селяне из северных областей с дикими воплями посылали камни и дротики в сплошной ряд бронзовых щитов. Выдержать мощный напор отлично вооружённых и обученных воинов Азота они не могли. Бросаясь то в одну, то другую сторону, эшраэлиты старались увлечь врагов подальше в бугристое предгорье. Там пеласгам труднее было соблюдать стройность рядов.

Идумей Доик метался с окованной медью палицей, как затравленный зверь, между рядами и группами своих взлохмаченных бородатых воинов в разномастных панцирях, кожаных шлемах, без поножей и налокотников. Он исступлённо набрасывался на случайно вытащенных из строя пеласгов. Валил их ударом палицы и кромсал коротким мечом. Его отчаянно бьющиеся воины, даже поверженные на землю, умирая, кусали врагов за лодыжки, грызли их сандалии и в последнем усилии старались вонзить им нож в пах. Долго Доик продержаться не мог.

Когда солнце повисло над Гелбуйским нагорьем, уже тысяча его шимонитов валялась в пыли, почерневшей от ручьёв запёкшейся крови.

Доик видел Саула в золотом венце поверх остроконечного шлема. Он надеялся, что царь посмотрит в сторону погибающего элефа. И Саул посмотрел на него, поднял руку и долго не отводил взгляда.

С теми бойцами, кто не пятился от страшного многотысячного выпада пелиштимских копий, Доик решил сделать невозможное. Они быстро выкатили лежавший на склоне горы огромный камень и столкнули его на поднимавшиеся ряды пеласгов. И Доик сразу побежал в образовавшуюся брешь среди вражеского войска. За ним кинулись четыре сотни добровольных смертников-северян.

Повинуясь повелительным жестам нахмуренного князя Стихоса, пеласги взяли Дойка и его людей в ощетинившееся копьями кольцо. Из-за спин копейщиков искусные лучники посылали неотразимо меткие стрелы.

Ругаясь, проклиная и завывая, Доик без устали молотил палицей, метал копья и камни — и наносил ущерб рядам пеласгов. То здесь, то там поражённый остриём или мощным ударом, падал воин в сияющей меди, и доспехи его громко звенели. Скоро стрела пробила левое плечо Дойка. Он ещё заставил себя бросить камень в пожилого пелиштимского князя. Камень не долетел до Стихоса.

На оставшемся клочке свободного пространства, где лежали его убитые воины, Доик схватился с огромным синеглазым пеласгом. Гигант тоже предпочёл окованную палицу для ближнего боя. Две палицы сшиблись, но оба силача удержали своё оружие. Доик слабел, из пробитого стрелой плеча текла под панцирем кровь. От второго удара огромного пеласга Доик упал на колено и потерял палицу. Он выхватил меч и приподнялся, чтобы кинуться на врага. Третьего удара палицы было достаточно: Доик опрокинулся на каменистую землю. Пена и кровь хлынули из его рта с последним хриплым ругательством. Тут же двое пеласгов пробили его панцирь копьями.