– Слушай, а как твоя мать общается с твоим отцом? – шепотом спросила Эгле. – С ним же стоять рядом невозможно. Я имею в виду, ведьме.

– Мама прекрасно себя с ним чувствует вот уже тридцать лет… Хотя все другие ведьмы его боятся до обморока. Это со мной рядом она не может находиться, ее начинает трясти…

– Что?!

Он понял, что сказал лишнее. Развел руками, давая понять, что не хочет больше говорить на эту тему.

– Давай хоть пиццу съедим, – сказала Эгле.

Чем дальше она узнавала Мартина, тем больше ей казалось, что жизнь к нему изуверски несправедлива. Как женщину может «трясти» от присутствия сына? Если в муже эта ведьма инквизитора не видит и не чувствует, значит, внутренняя защита есть, еще какая. Она не любит сына? Она не может ему простить? Будучи замужем за главой Инквизиции? Где логика?!

* * *

История знакомства его родителей выглядела так же неправдоподобно, как тридцать лет назад, когда о ней писали во всех таблоидах: Великий Инквизитор города Вижна заехал в гости к лицейскому другу, увидел юную девушку – невесту сына этого самого друга, без слов забрал ее к себе домой и женился через несколько дней. Таблоиды расписывали эту историю как сказку или мелодраму, источники посерьезнее добавляли с умным видом, что реальность бывает изобретательнее самой хитрой выдумки, но в этом сюжете не было реальности. Глядя на родителей, повзрослевший Мартин мог понять, что их объединяет теперь, – но тридцать лет назад их точно ничего не объединяло.

Выслеживая «Новую Инквизицию», просиживая ночи напролет в клубах, он однажды нарвался на очень неприятного собеседника. Человек лет пятидесяти, обрюзгший, очень пьяный, рухнул за столик напротив Мартина:

– Это молодой Старж? Или у меня галлюцинации?

– Второе, – вежливо ответил Мартин.

– Хорошо, – сказал пьянчуга, но не сделал ни движения, чтобы убраться из-за чужого столика. – Тогда послушай историю. Был некогда романтичный юноша, из хорошей семьи. И полюбил он девушку, чистую, как родник, и наивную, как бабочка. И собирался жениться на безродной и нищей, любовь же. Но девушка вовсе не была так наивна и, как выяснилось, так чиста. О том, что она ведьма, она жениху не сказала – забыла, наверное, это же такая мелочь…

Он говорил, жестикулируя, покачиваясь, рискуя свалиться со стула. Мартин встретился глазами с вышибалой у двери. Покачал головой: помощь не нужна.

– Пока юноша витал в облаках, – продолжал пьянчуга так громко, что его голос перекрывал музыку и оглядывались люди за соседними столиками, – она жила в его доме и клялась в любви, но одновременно решала свои проблемы… И решила! С человеком, который годился ей в отцы, но при этом был Великим Инквизитором, и под его покровительством у ведьмы настала безбедная жизнь… Или не безбедная? За такие вещи всегда прилетает… ответ. Расплата. Судьба – не дура, она долго запрягает, но потом ка-ак…

– У нас проблемы? – Вышибала обнаружился рядом.

– Старик очень пьян, – с сожалением сказал Мартин. – Мне пока не мешает.

– Ублюдок, – с ненавистью прошептал пьяница.

Вышибала оценил его дешевый мятый костюм, опухшее лицо и степень опьянения. Поднял с места и мягко, но неуклонно повлек прочь. Мартин с трудом разжал стиснутые под столом кулаки.

Он никогда не узнает, почему судьба Назара Митеца сложилась столь неудачно, и почему тот спился, и почему в разводе – судя по отпечатку кольца на безымянном пальце. Но Мартин знал совершенно точно, что тогда, тридцать лет назад, все было вовсе не так, как представляет себе отвергнутый жених.

А что там случилось на самом деле, Мартин понятия не имел.

* * *

Духовка изнутри была чиста, как хирургический стол: здесь никогда ничего не готовили.

– Эй, ты знаешь, как духовка включается? – Все, что она могла для него сейчас сделать – создать видимость нормальной жизни.

– На пульте справа, – отозвался он из комнаты. – А зачем, если есть микроволновка?

– Совсем не умеешь готовить?

– Я дома почти не ем.

– Ты дома почти не живешь…

Эгле включила духовку, выставила таймер, вытащила пиццу из морозильника. Прозрачная пленка не хотела поддаваться.

– Мартин? У тебя есть ножницы?

Двигаясь как сомнамбула, он вошел на кухню и открыл верхний ящик стола. Среди отверток, ножниц, молотков и кухонного хлама лежал пистолет. Эгле выпучила глаза:

– Травмат?

– Боевой. Служебный.

– А почему не в сейфе? – Эгле осеклась. – Прости, это не мое собачье дело, где ты держишь свое оружие.

– Нет, ты права. – Он вынул пистолет из ящика. – Я, когда шел ее искать… Майю… Не знал, брать или нет. Решил оставить.

– А против ведьмы, – Эгле сглотнула, – пистолет эффективен?

– Нет. – Он щелкнул дверцей сейфа в коридоре.

– Слушай, – Эгле прокашлялась, – а почему ты тогда… когда я… эти подонки из «Новой Инквизиции». Почему ты тогда пришел без пушки?

– Потому что перед этим я был в ночном клубе, а там рамка. – Он вернулся на кухню, взял ножницы из ее рук и снял упаковку с пиццы. – А я не хотел светить жетоном, и вообще… Я не представлял себе масштаб проблемы.

Она протянула руку и коснулась маленького шрама на его скуле:

– Ты бы мог дождаться полиции. Не лезть в мясорубку. Те пару минут, что они тебя месили…

– Это я их месил. – Он слабо улыбнулся.

– Со мной бы они провозились дольше, – прошептала Эгле.

Он обнял ее – на этот раз крепко:

– Все, проехали. Ничего не было. Я не позволю никому тебя обидеть, никогда.

* * *

Клавдий не поехал в аэропорт. Телефон Мартина не отвечал; Клавдий вернулся во Дворец Инквизиции и занял старинные апартаменты, в которых много лет никто не жил. Призраки инквизиторов прошлого глядели из каждого зеркала, прятались за пыльными шторами, вздыхали под огромной кроватью. Клавдий бродил по скрипучему темному паркету, слушая, как шумит за окнами бессонный курортный город.

– Помоги ему, девочка, – бормотал он под нос, и призраки инквизиторов, наверное, удивлялись. – Хорошая, добрая, храбрая девочка. Я не могу ему помочь, мать не может ему помочь. Никто не может, кроме тебя. Спаси. Он ведь тебя спас. Долг платежом… Глупости, мы не на базаре, просто вытащи моего сына из ада, в который он провалился. Вытащи его обратно в жизнь…

Пискнул телефон, пришло текстовое сообщение от Мартина: «Спишь?»

«Нет», – тут же ответил Клавдий. И ждал несколько длинных минут, не перезванивая. Он так редко бывал тактичным. Быть тактичным – выматывает.

«Я хочу забрать свой рапорт», – написал Мартин. Клавдий широко открыл окно, впуская воздух с запахом моря. Ему показалось, что ночь превратилась в день и светит ярчайшее солнце.