Сервас вдруг с изумлением увидел, что старик плачет. По его изрытым морщинами щекам лились слезы.

— А потом случилось это… Я помню тот день, когда Мод нашли висящей на качелях. Теперь Эрик переменился, замкнулся, стал мрачным и жестким, словно покрылся броней. Думаю, что в делах ему это только помогало. Но он был уже не тот Эрик, которого я знал.

— А как… как… произошло…

— Ты о Мод? Полагаю, где-то она пересеклась с этими подонками.

— Нет… потом…

— Прошли годы. Когда Мод покончила с собой, Эрик уже унаследовал империю Ломбаров, отец умер годом раньше. Эрик целиком ушел в работу: сегодня в Париже, завтра в Нью-Йорке, послезавтра в Сингапуре. У него не было ни минуты времени. Вопросы и догадки по поводу смерти сестры пришли много позже. Несколько лет тому назад он приезжал ко мне и задавал много вопросов. Видимо, решил докопаться до истины и нанял целый штат частных детективов. Это были люди не слишком щепетильные по части методов расследования и этики. Их молчание, видимо, дорого купили. Они прошли приблизительно тот же путь, что и ты, и раскопали сведения о четверке преступников. Теперь Эрик без труда мог себе представить, что случилось с его сестрой и другими девушками. Он решил сам вершить правосудие. Средства для этого у него были. Ломбар находился в выгодном положении, ибо имел безграничное доверие в судебных кругах своего края. Он обрел также ценного помощника в лице Элизабет Ферней, своей любовницы. Дело в том, что Лиза не просто здесь выросла. Она не только любовница Эрика, но и тоже подверглась насилию со стороны четверки.

Свет свечей и ламп больно резал Сервасу глаза. Он буквально заливался потом.

— Я стар, мое время подходит к концу, — сказал Сен-Сир. — Год, пять лет или десять — какая разница? Что от этого изменится? Я свою жизнь уже прожил. Время, которое мне осталось, будет, так или иначе, только ожиданием конца. Так почему бы его не укоротить, если это принесет пользу другому? Такой блестящей и крупной личности, как Эрик?

Сервас почувствовал, как его охватывает паника. Сердце вдруг заколотилось, будто при серьезном приступе. Но пошевелиться он по-прежнему не мог. Комната плыла перед глазами.

— Хочу оставить письмо с заявлением, что коня, Гримма и Перро убил я, — объявил Сен-Сир на удивление спокойным и твердым голосом. — Пусть правосудие наконец-то совершится. Многие в городе знают, как много сил я отдал делу о самоубийствах. Это никого не удивит. Я скажу, что убил коня, поскольку был уверен в том, что Анри Ломбар причастен к насилиям. Тебя я пристрелил за то, что ты меня разоблачил, потом понял, что положение мое безвыходно, и, мучимый угрызениями совести, решил обо всем рассказать, прежде чем покончить с собой. Прекрасное письмо, разжалобит кого хочешь. Я его уже сочинил. — Он помахал бумагой перед носом Серваса.

Ужас от услышанного на мгновение разогнал туман, который заволакивал сознание, Сервас на миг пришел в себя и пролепетал:

— Это уже… ни… чему… не приведет… Диана Берг… располагает… доказа… тельствами… вины. Пого-вори… Ка-ти… д’Ю… д’Юмьер…

— С другой стороны, эту докторшу найдут сегодня мертвой, — продолжал Сен-Сир как ни в чем не бывало. — Потом следствие обнаружит в ее бумагах доказательства того, что она приехала из Швейцарии с одной целью: помочь бежать Юлиану Гиртману, своему соотечественнику и бывшему любовнику.

— Зачем… ты… это… де… делаешь?

— Я ведь уже сказал: Эрик — моя самая большая гордость. Это я его вырастил, сделал таким, каков он сегодня. Блестящий бизнесмен, в то же время человек прямой, исключительный. Сын, которого у меня никогда не было…

— Замешанный… в… вы… мога… тельствах… в кор… КОРРУПЦИИ… и… экс… плуата… ции дет… ДЕТСКОГО ТРУДА…

— ВРЕШЬ! — заорал Сен-Сир, вскочив и забежав за спинку кресла.

У него в руке оружие… Автоматический пистолет…

Сервас широко раскрыл глаза, и их сразу же защипало от пота, бегущего со лба. Ему показалось, что голос Сен-Сира, звуки и запахи гостиной стали вдруг невыносимо яркими. Все чувства обострились до предела, и нервы встрепенулись.

— Галлюциногены, — снова улыбнулся Сен-Сир. — Ты не представляешь себе, какие у них возможности. Не волнуйся, наркотик, который ты у меня получал каждый раз вместе с едой, не смертелен. Он должен был всего лишь ослабить умственные и физические способности, поставить реакции под сомнение в глазах окружающих, да и в твоих собственных. Что же до того наркотика, который я подмешал тебе в вино, он просто парализует тебя на короткое время. Ты не сможешь очнуться, умрешь раньше, чем он перестанет действовать. Я искренне сожалею, что вынужден прибегнуть к крайней мере, Мартен. Ты действительно самый интересный из людей, что встречались мне в последнее время.

Рот Серваса раскрылся как у рыбы, выброшенной на берег. Он удивленно смотрел на Сен-Сира широко открытыми глазами. Внезапно его охватил гнев. Из-за этих дурацких наркотиков он теперь погибнет как идиот!

— Я всю жизнь боролся с преступниками, а кончу ее в шкуре убийцы, — с горечью произнес Сен-Сир. — Но ты лишил меня выбора. Эрик Ломбар должен остаться на свободе. Он полон всяческих планов. Благодаря его финансовым операциям голодные дети получат кусок хлеба, художники смогут работать, у студентов будет стипендия. Я не позволю какому-то сыщику разбить жизнь одного из самых блестящих людей современности, который еще и стремился по-своему восстановить справедливость в стране, где это слово давно утратило смысл.

Сервас спрашивал себя, о ком же они говорят. О том Ломбаре, который сделал все, чтобы помешать крупным фармацевтическим фирмам выпускать в африканских странах средства против СПИДа и менингита? О том, кто поощрял своих субподрядчиков эксплуатировать женщин и детей в Индии и Бангладеш? О том, чьи адвокаты перекупили патенты «Политекса», а потом уволили всех рабочих? Так какой же Ломбар настоящий? Меценат и филантроп или циничный и бесцеремонный делец? Мальчик, оберегавший сестру, или акула, жирующая на людском горе? Он утрачивал способность мыслить ясно.

— Меня… и эту психол… — с трудом выговорил он, — убьешь… отрече… шься… от своих прин… ципов… кончишь… жизнь в шку… ре убий… цы…

Сервас заметил, как по лицу следователя пробежала тень сомнения.

Сен-Сир энергично тряхнул головой, словно отгоняя ее.

— Я ухожу без сожаления. Это верно, за всю жизнь я ни разу не отрекся от своих принципов, но их теперь попирают ногами. Нынче правят посредственность, бесчестье и цинизм. Современные люди хотят быть как дети. Они боятся ответственности, глупы и криминальны. Стадо придурков без всякой морали!.. Нас раскачивают волны беспрецедентного варварства. Первые плоды уже налицо. В самом деле, кто оплачет нашу судьбу? Мы, со своим эгоизмом и жадностью, промотали наследство предков. Только немногие, такие как Эрик, держатся на плаву в этом море грязи…

Он размахивал пистолетом перед носом Серваса. Гнев, охвативший Мартена, побежал от желудка по венам, как хороший антидот. Он рванулся вперед, однако едва приподнялся с кресла, как понял, что не может стоять. Ноги у него подогнулись, Сен-Сир посторонился и молча глядел, как Сервас падает, увлекая за собой круглый столик с кувшином, стаканами и лампой. Кувшин разбился вдребезги, а лампа резко ударила ярким светом в глаза. Сервас распростерся на животе на персидском ковре, лучи лампы больно обжигали сетчатку, лоб он раскроил о столешницу, и кровь стекала с бровей.