– Что тебе прислать из одежды? – спросила Софья Александровна.

– У меня все есть. Приеду в Калинин, осмотрюсь, освоюсь и тогда тебе сообщу.

Теперь он сам взглянул на часы. Встал, протянул руку маме.

– Надо идти к поезду… – Он обнял ее, поцеловал. – Мы с тобой еще поживем вместе, вот увидишь!

Она мелко закивала головой.

– Поезжай домой. Я завтра позвоню.

– Я провожу тебя.

– Зачем тебе толкаться на перроне?

– Я провожу тебя.

Поезд еще не подошел. На перроне собралось полно народу, было ветрено, неуютно, люди нервничали, ругались – что же творится, что делается, несколько минут осталось до отправления, а поезд все не подают!

Наконец показались задние вагоны, изгибаясь, поезд приближался к платформе.

– Давай попрощаемся, – сказал Саша, – тебя тут задавят, а я побегу искать свой вагон.

– Нет, нет, еще рано! – Она засеменила за ним, проталкиваясь сквозь толпу.

У Сашиного вагона уже выстроилась очередь, проводница, разбитная, с подкрашенными губами, проверяя билеты, подгоняла пассажиров:

– Шевелитесь, граждане, шевелитесь!

И когда Саша протянул билет, мама ткнулась лицом в его пальто, обхватила руками. Саша быстро поцеловал ее в щеку – они всех задерживали.

– Бабуля, да отпусти ты парня, – прикрикнула проводница, – не на век расстаетесь, а людям проход загораживаете!

Мама отошла, прижалась спиной к фонарному столбу. Саша поднялся на площадку, встал в самом конце, чтобы никому не мешать, но так, чтобы ее видеть.

Раздался свисток, проводница втолкнула в вагон последнюю тетку из очереди, закрыла дверь.

Поезд тронулся, оставляя позади Москву, вокзал, фонарный столб, возле которого одиноко стояла его мама.

Не успела Софья Александровна вернуться домой, как тут же позвонила Варя.

– Софья Александровна, где вы были, я звоню, звоню…

– Я его встретила и проводила, – ответила Софья Александровна. – Он позвонил утром, я тут же отзвонила тебе. Сказали, что ты будешь только в одиннадцать, а у него поезд. Пришлось уехать.

– Боже мой, – упавшим голосом проговорила Варя, – меня послали в Моспроект, всего на один час, какая обида!

– Не огорчайся, он теперь недалеко.

– Я приеду к вам сразу после работы, вы мне все расскажете.

– После института?

– В институт не поеду. Сразу после работы к вам.

– Хорошо. Жду.

Варя приехала возбужденная, бежала, спешила, торопилась.

– Ну как он?

– Все в порядке, живой, веселый, здоровый. Ты разденься, жарко, сейчас тебя чаем напою.

– Успеется с чаем, – Варя повесила пальто, сбросила с головы платок, – сначала все мне расскажите.

– Самое главное я тебе сказала: живой, веселый, здоровый, настроен бодро. Конечно, у него паспортные ограничения, но ведь они у всех, кто был в ссылке, не у него одного. Едет в Калинин, там у него знакомые, надеется устроиться на работу. Будет звонить, тебе передавал привет.

Варя внимательно слушала. Жив, здоров, весел, бодр, передавал привет, все как будто хорошо. Но чего-то ей недоставало, не так она себе все представляла. За рассказом Софьи Александровны она не увидела того Сашу, с которым, взявшись за руки, пойдет по летнему, залитому солнцем лугу.

Если бы они встретились на вокзале, то тут же, прямо при Софье Александровне, бросились бы друг к другу и стояли, обнявшись, мир бы стал иным, все заботы и невзгоды оказались бы ерундой, мелочью, чепухой. Только так она представляла себе их встречу, и эта встреча не состоялась из-за дурацкой выкопировки, которую кто-то забыл вчера взять в Моспроекте, пришлось ехать за ней.

Усилием воли Варя взяла себя в руки. Ладно, все бывает, не повезло ей. Хорошо хоть Калинин рядом, поедет туда в первый же выходной.

– Вы мне поподробней расскажите, – попросила она Софью Александровну.

– Что же тебе еще сказать, Варенька, он абсолютно не изменился, зарос, правда, сильно, давно не брился: был в дороге почти месяц. Меня поразили его спокойствие, его мужественность. С каменным лицом слушал про расстрел Марка Александровича, про арест Будягина, меня не хотел расстраивать, показывать своей боли. Он ведь очень любил Марка и Ивана Григорьевича любил. Расспрашивал о процессе. Давно не читал газет. Собирается работать шофером, я думаю – правильно, не так строго проверяют документы. В общем, все обговорили, я ему передала деньги, еду, что ты купила.

– Он спрашивал обо мне?

– Ну конечно, Варя, о чем ты говоришь?

– Как он спросил, какими словами?

– Словами?.. «Как Варя?» – вот так, так прямо и спросил: «Как Варя?»

– Наверно, «Как поживает Варя?».

– Нет, только два слова: «Как Варя?» Что ты, Варенька, разве он мог так небрежно, как бы между прочим спросить о тебе? Нет! Он сразу спросил и именно так, как я говорю: «Как Варя?»

– Ну а вы?

– Я ему все рассказала о тебе, – Софья Александровна рассмеялась, – что я могла о тебе сказать? Только одно: пропала бы я без тебя, не выдержала бы.

– Ладно уж.

– Но ведь это правда! И он все знает, и все понимает, и благодарен тебе. Кстати, Варенька, я ему рассказала про Нину, правильно?

– Конечно.

– Ну вот, рассказала, какая ты внимательная, какая мужественная, как заставила Нину уехать к Максу, силой, можно сказать, отправила, как ты Костю выставила…

– Что-что? – переспросила Варя.

– Ну, как ты Костю выставила, – вдруг, сама не понимая почему, встревожилась Софья Александровна.

Варя не сводила глаз с ее лица.

– Откуда он знает про Костю?

– Как… Не понимаю, – растерянно проговорила Софья Александровна, сообразив вдруг, что совершила нечто непоправимое.

– Откуда он знает про Костю? – переспросила Варя, тяжело дыша.

– Ну… я рассказала.

– Что, что вы ему рассказали? – наклонившись, согнувшись пополам, закричала Варя.

– Что с тобой, Варенька, опомнись! – Софья Александровна с трудом глотнула воздух, у нее защемило сердце, привычным движением она потянулась за нитроглицерином.

– Что, что вы ему рассказали? – не замечая ни состояния Софьи Александровны, ни таблетки нитроглицерина, которую та положила под язык, все так же не разгибаясь, повторила Варя.

Софья Александровна перевела дыхание.

– Варенька, ничего особенного я ему не сказала. Вышла замуж, жили у меня, потом ты его прогнала, он хотел тебя убить, но не на такую напал… Все это было давно, два года назад.