Распутин, прежде чем заговорить, несколько секунд изучал его лицо, по его голубым глазам было видно, что он занят подсчетами.

— Нет, моя дорогая. Он-то охотно согласится. Я обещал тебе Книгу в качестве акта доброй воли по отношению к тому, кому ты служишь. Но Рун мой. Ну а ты, если уж хочешь, можешь взять одного из людей, если взамен на это твой хозяин гарантирует сохранение жизни тому, кого я выберу позже.

— Но ведь нам-то ты обещал совсем другое, Григорий, — Рун старался говорить спокойно, хотя прислужники Распутина крепко вцепились и повисли на нем. — И если ей нужно кого-то взять, так почему не взять меня?

— А правда, — поддержала его Батория. — Почему не его?

Распутин подал знак своим приспешникам, и они, хотя и без особого энтузиазма, подступили ближе к ней.

— Таково мое решение. И, прошу тебя, не испытывай мое терпение.

— Ты же дал нам слово, Григорий, — напомнил ему Рун. — Ты не должен действовать нам во вред.

Батория пропустила слова Руна мимо ушей.

— Извините меня, падре Распутин. — Она сначала внимательно осмотрела Эрин, а затем Джордана. — Я воспользуюсь вашим любезным предложением, но вы предоставили мне очень жесткие условия выбора. Даже и не знаю, кого мне выбрать…

— Выбери меня. — Джордан подмигнул ей. — Со мной тебе будет веселее.

— В этом я не сомневаюсь. — Губы Батории скривились в подобии какой-то ведьминской улыбки. Ее серебристые глаза встретились с глазами Руна. Они горели злобным огнем. — Нет, я, пожалуй, возьму эту женщину.

Рун бросился к Батории, но толпа стригоев повалила его на землю, прежде чем он успел сделать первый шаг, и своим весом буквально пригвоздила к месту. Три других стригоя лишили подвижности Джордана.

— Ну что, Рун. — Распутин легонько пнул его носком своего черного ботинка. — Я всегда держу слово. Всегда. Надеюсь, ты это помнишь.

Рун сопротивлялся, стараясь освободиться. Джордан рядом с ним тоже старался изо всех сил. Но все было бесполезно. Эрин наблюдала за ними широко раскрытыми глазами. Стригои держали ее за обе руки. Она тоже не могла освободиться. Рун проклинал себя за то, что так глупо доверился Григорию. Это была его вина.

Распутин стоял, уперев руки в бока.

— Батория, дорогая моя, я дал этой женщине слово, что, пока она в России, ей ничего не угрожает. И ты, соответственно, будешь выполнять мое обещание. Но этой защите придет конец, как только она пересечет наши границы. Ты можешь делать с ней все, что захочешь, но только вне пределов русской земли.

21 час 04 минуты

Эрин вырывалась из обхвативших ее цепких рук, но не могла сдвинуться даже на дюйм. Еще большее число распутинских приспешников набилось в комнату, наполнив ее запахом смерти.

Рун боролся с повисшими на нем стригоями, пустившими в ход и ногти, и зубы. Ближняя к ним стена уже была забрызгана кровью. Его тело было накрыто целой кучей стригоев.

Джордан, тоже вовсю сражавшийся с напавшими на него, вдруг неожиданно обмяк. Эрин почувствовала удушье. Он убит? Потерял сознание? Она изо всех сил стала пробиваться к нему, но это оказалось невозможным.

Множество рук потянулось к свинцовому блоку. Множество других рук, вцепившись в ее руки, держали их неподвижно перед ее лицом.

Вокруг шеи Эрин защелкнулся холодный ошейник, и приспешники Григория сразу отступили от нее на шаг. Она рванулась к лежавшему ничком Джордану, и сразу же острые шипы вонзились ей в горло. По шее потекла кровь.

Хватая ртом воздух, она остановилась. Пульсирующая боль в шее казалась невыносимой. Ошейник был с шипами — такой же, как строгий ошейник для собак, хотя шипы были заточены острее — для того чтобы их проникновение в кожу было более болезненным. Кто-то просунул палец между ошейником и ее шеей, чтобы шипы вышли из ее тела. Чтобы не закричать от боли, Эрин сжала челюсти.

Стригои, толпившиеся вокруг нее, издавали плотоядные стоны, пожирая своими жадными глазами ее залитую кровью шею. Тот, кто держал ее, беспрестанно облизывал языком губы.

— Хватит! — заорал Григорий.

Держа в руке кожаный ремешок, он протиснулся к Эрин. Привязав один конец ремешка к ошейнику, охватывающему ее шею, второй его конец он протянул Батории.

— Спасибо, — поблагодарила она Распутина, наматывая ремешок на запястье, и, ухватившись за него второй рукой, натянула его туже.

Эрин сразу почувствовала удушье. Натянутый ремень не давал ей нормально дышать и, стиснув горло, не позволял откашляться, хотя кашель буквально душил ее. Холодные руки сдавили ее руки и ноги. Она чувствовала приближение смерти.

— Ну что ж, мы вроде понимаем друг друга. — Эрин увидела лицо Батории, почти вплотную нависшее над ее лицом. — В России ты будешь ходить по самому краю, за которым тебя будет ожидать мучительная смерть, но слова, данного Распутину, я не нарушу.

Колени Эрин подгибались. Она смотрела в эти холодные серебристые глаза. Неужели они, эти глаза, будут последним, что она увидит перед смертью?

— Надеюсь, ты тоже понял это, падре Корца? — Батория посмотрела на кучу копошащихся тел, под которой был погребен Рун.

Глаза Эрин заволокла темнота.

21 час 06 минут

Погребенный под кучей тел помощников Распутина, Джордан сражался изо всех сил, стараясь для начала сбросить с себя массу тел, которая, прижав его грудную клетку, не позволяла ему дышать. Их острые зубы впились ему в руки и в ноги.

Прошу Тебя, Господи, избавь меня от подобной смерти…

Ответ на его молитву пришел из совершенно неожиданного источника.

— Прекратить! — донесся до его ушей слегка приглушенный расстоянием трубный голос Распутина.

По этой команде давление на его грудь мгновенно прекратилось, тела покатились прочь. Горячая кровь сочилась из прокушенных мест на руках и на ногах. Голова кружилась, перед глазами все плыло, но вскоре видимость вновь стала нормальной.

Невероятно сильные руки поставили Стоуна на ноги. Свита Григория поставила на ноги и Руна. Один распутинский помощник все еще оставался лежать на земле, истекая кровью. Похоже, в драке Рун был половчее Джордана.

— Куда эта женщина увела Эрин? — едва шевеля языком, спросил Стоун. Его качало от головокружения, вызванного потерей крови.

— Отсюда не видно. — На лице Распутина сияла его безумная улыбка. — Если Батория не убьет ее по дороге, то я и ума не приложу, где они могут оказаться.

Рун, сплюнув кровь, отер подбородок тыльной стороной ладони.

— Почему ты позволил велиалам увести ее — и Евангелие? Они же безбожники. Ты должен понимать, какие могут быть последствия, если они откроют Книгу.

— А разве, если Книгу откроют сангвинисты, последствия для меня не будут еще более худшими? — На лице Распутина появилось выражение печали. — Ваша церковь, к которой ты, Рун, относишься с такой любовью, обладает великим множеством священных книг, в которых изложено то, что составляет их бесценные архивные секреты, но они никогда не воспользовались ни одним из них ради того, чтобы оказать помощь мне и тем, кто следует за мной.