Президент откинулся на спинку стула. Сейчас он казался Дейзи меньше ростом, чем раньше. Его костюм был мятым, как одеяло беженца.

– А какова позиция Пентагона? – спросил Уотерс, повернувшись к председателю Комитета начальников штабов. – Изложите мне вкратце их позицию.

Генерал склонился над столом. Чувствовалось, что его что-то мучает. Министр обороны свалился от усталости по пути к Пентагону сегодня утром, а председателю было временно поручено определить военную ситуацию. Председатель был крупным мужчиной с широкой бочкообразной грудью, с лицом, напоминающим толстую резину, потерявшую эластичность. У него были глубоко посаженные глаза, а кожа вокруг глаз была испещрена пятнами, похожими на маскировочную ткань.

– Господин президент, – начал он осторожно, – стоит напомнить, что японцы и их союзники понесли большие потери от армии Соединенных Штатов. Мы потеряли одну эскадрилью. Они же потеряли свои самые боеспособные сухопутные подразделения и боевое вооружение нескольких корпусов. Если бы японцы не приберегли про запас козырь, то мы бы с вами сейчас праздновали победу. Наши войска вели себя великолепно. К сожалению, служба разведки не смогла получить жизненно важную информацию…

Дейзи чувствовала, как рядом с ней Боукветт начинает сердиться. Но все, что говорил председатель, было правдой. Разведка действительно подвела их. И она знала, что дело не ограничится одной загубленной карьерой. Она прекрасно знала Вашингтон. Она была женщиной, и поэтому ей-то можно было не опасаться за свою карьеру.

– …поэтому нас застали врасплох. Наши ребята сделали все, что могли. Они чертовски хорошо поработали.

– Но?… – сказал президент.

– Господин президент, – сказал председатель, глядя на Уотерса, и выражение его лица было совершенно лишено профессионального тщеславия. – Я считаю, нам надо спасти все, что можно. Это не конец. Мы еще вступим в борьбу с ними. Но в этом раунде, господин президент… в этом раунде победили японцы.

Президент Уотерс кивнул. Он сложил кончики пальцев домиком.

– А во что нам обойдется, – спросил он, – если мы просто выйдем из игры?…

Госсекретарь кашлянул.

– Господин президент, японцы, естественно… ожидают, что мы пойдем на некоторые уступки. Я не думаю, что это повлияет на положение дел в Западном полушарии… но что касается сибирского вопроса, то он в конечном итоге будет решаться Советами и Японией.

Уотерс чуть повернулся на своем вращающемся стуле и устремил взгляд прямо туда, где в первом ряду сидели Дейзи и Боукветт.

– Клифф, – обратился президент к Боукветту, – действительно ЦРУ считает, что японцы будут продолжать использовать «Скрэмблеры», если мы не заключим с ними соглашения?

Боукветт поднялся:

– Господин президент, это не вызывает сомнений. Если они использовали это оружие один раз, они используют его опять. Если мы их спровоцируем. Мы подозреваем, что они уже вручили ультиматум советскому командованию.

– И вы согласны теперь с мнением полковника э-э… Тейлора, что эти «Скрэмблеры» разновидность радиооружия?

– Да, господин президент. На самом деле это радиоволновое оружие. Создается впечатление, что первоначальная оценка полковника Тейлора оказалась правильной. Но у него было то преимущество, что он видел все своими глазами, в то время как нам приходилось работать с информацией, полученной из вторых рук.

– И такое же оружие могло быть принято на вооружение армии США десять лет назад?

– Мы все еще можем его производить, – перебил его председатель, – и через шесть месяцев принять на вооружение новые образцы.

– Я не собираюсь производить такое оружие, – сказал президент. Не было сомнения, что он разгневан. – Если бы оно у нас было, я бы никогда не отдал приказ о его использовании. Даже сейчас. – Уотерс откинулся на спинку кресла и устало улыбнулся. – Возможно, после выборов вы сможете поднять этот вопрос и обсудить его с моим преемником. – Он повернулся к Боукветту: – Вы не знаете, есть ли у японцев еще какой-нибудь козырь в запасе. Какое-нибудь еще секретное оружие?

Боукветт взглянул на свои сшитые на заказ ботинки. Затем Дейзи ясно услышала, как он вздохнул.

– Господин президент, у нас нет информации на этот счет. Но мы не можем полностью исключить такую возможность.

Уотерс кивнул головой в знак согласия. Движение это было ритмичным и едва заметным, как будто он размышлял вслух. Так обычно делают очень пожилые люди.

Президент оглядел комнату.

– У кого-нибудь есть другое мнение? Другая точка зрения? Или это общее мнение, что мы должны вывесить белый флаг?

– Господин президент, – сказал быстро председатель. – Я бы не формулировал этот вопрос таким образом.

Уотерс повернулся к генералу. Дейзи было ясно, что президент с трудом сдерживает гнев, даже несмотря на свое измученное состояние.

– Тогда как же вы хотите его сформулировать? Как, по-вашему, назовет его американский народ? Не думаете ли вы, что простые люди собираются подбирать какие-нибудь премудрые слова – как вы их называете? – стратегическая коррекция или что-то в этом роде? – Уотерс взглянул на сидящих куда более жестко, чем Дейзи могла себе представить. – Господа, я хочу, чтобы вы меня поняли до конца. Я сейчас не думаю о выборах, я их уже проиграл, и в этой комнате никто ничего не может с этим поделать. Меня беспокоит тот факт, что мы приняли несколько совершенно неправильных решений. Вернее, я принял неправильные решения. Мы послали солдат на смерть, и, кажется, напрасно. Мы опять подорвали международную репутацию нашей страны. О Боже, что вы мне говорили тогда? – Он обратился с этим вопросом к госсекретарю. – А теперь японцы вместе с двумя десятками неприсоединившихся стран уже внесли в ООН резолюцию, осуждающую наше вмешательство в суверенные дела третьих стран. Японские дипломаты уже выступают на заседаниях Генеральной Ассамблеи, обвиняя нас в том, что мы спровоцировали применение «Скрэмблеров». Нас дурачат, причем с рекордной скоростью. Пока мы сидим здесь сложа руки, господа, – медленно сказал Уотерс. – Я рассержен, – он усмехнулся, – но не волнуйтесь, я точно знаю, чья это вина. Я очень сожалею о многом. Я был чертовски самонадеянным. – Его усмешка стала еще заметнее, и на коже вокруг рта образовались глубокие складки. – Возможно, Америка еще не созрела для черного президента.

Никто не осмеливался заговорить. Дейзи испытывала жалость к Уотерсу. Она почувствовала, что он был по-настоящему хорошим человеком. Он, возможно, взял на себя слишком тяжелую ношу, и у него было для этого слишком мало опыта. Они все его подвели.

И Джорджа Тейлора они тоже подвели. И она непростительно подвела его. Но она загладит свою вину. Она представляла себе, что он сейчас должен был чувствовать. Сейчас, когда все его мечты лежали в руинах на чужой земле.

Но он, по крайней мере, был жив, и его не поразило этим ужасным оружием, скрывавшимся за таким безобидным словом. Он был жив, и, если не произойдет никакой другой нелепости, он вернется к ней домой. Из всех присутствующих в этой слишком душной комнате она была единственным человеком, у которого были причины для радости.