вечером с сильным запахом пива. Оказывается, он приезжал в город и сидел с кем-то в кафе, девочкам покупал мороженое. Майе камуфляж не нравился. Наверное, он так им дорожил, потому что хотел казаться «настоящим мужчиной». Серёжа никогда не служил в армии, не умел обращаться ни с одним инструментом… Болезненный, избалованный, перелюбленный мамой мальчик, росший дома, как драгоценное комнатное растение. В камуфляже он выглядел самозванцем. Серёжа стал задерживаться на работе допоздна. Родители наивно полагали, что он так увлечён новым и интересным делом, но Майя знала, что в том же подвальном коридоре есть какая-то геологическая контора и по вечерам Серёжа просто пьет с геологами, поёт им под гитару и ему теперь всё остальное безразлично. Наступили времена, когда муж совсем перестал возвращаться домой. Где он был? Никто не знал. Майя не ревновала. Ей тоже стало всё равно. Свекровь стала понимать, что сын спивается, и во всём обвиняла Майю, нерадивую жену, которая сломала Серёже жизнь. Он тонкий, ранимый, талантливый… Он сломался. Немудрено. С такой-то женой… Впрочем, внукам дедушка с бабушкой своей неприязни к Майе не показывали. И на том спасибо. Никита рос, и с ним было невыносимо сложно. Его подвижность зашкаливала за пределы нормы. Ребёнок вообще не мог сидеть на месте, не умел сосредоточиться ни на игре, ни на книжках, ни даже на мультиках. Его внимания хватало на пару минут и потом он начинал беспорядочно бегать и кричать. Майя пошла к врачу. «Бывает. Надо понаблюдать. У мальчика может быть синдром дефицита внимания». Майя тогда и не знала, что это диагноз и довольно неприятный. Никите прописали лекарство, но Майя ему его не давала. Она была одной из тех, кто любые лекарства считает «химией». У неё была пара разведённых подруг. Когда Майя им звонила, ей приходилось выслушивать пространные вариации на тему «все мужики сволочи». Ну да, так и было, с этим Майя легко соглашалась. Она восстановилась в университете и мама, очень обрадовавшись этому решению, стала присылать ей денег на няню. Проучившись в общей сложности почти девять лет, Майя всё-таки получила диплом. Диплом её не радовал, в глубине души она понимала, что профессионалом ей не стать, карьере не сложиться, работа не станет её кредо… А мама очень радовалась, хотя дела в Минске были из рук вон плохи.

Краем уха Майя слышала, что дедушка, папин папа, уехал в Америку. Ну уехал и уехал. Майя никогда дедушку не видела, папины о нём рассказы были слишком скупы, чтобы делать серьёзные выводы, но Майя всё-таки считала, что дедушка порядочный прохвост: ушёл из семьи, когда сыну было всего семь. Отца папа ценил несмотря ни на что, больше, чем мать, но особого участия в папиной жизни дедушка не принимал. Сейчас тот был женат третьим браком. Жена с семейством собрались уезжать по «еврейской линии», и у деда не было особого выхода. Уехали они все из Одессы. И вот родители тоже решили ехать в эмиграцию. Мама позвонила и заполошно сказала, что у папы нашли рак прямой кишки. Его дядя умер от такого рака, здесь папе не помогут, и он умрёт, причём быстро. Надо ехать в Америку, пока дед ещё жив. В Америке всё вылечат, там хорошие врачи, а здесь бардак. Майя удивилась, что отец согласился уезжать. С другой стороны, как только ему исполнилось 60 лет, его тут же выгнали на пенсию. Ничего себе: отец на заводе всю жизнь проработал. Как мама говорила: еврей и беспартийный раздражает… Да при чём тут беспартийный, уже и партии не было, но стереотип про мстительную советскую власть по-прежнему оставался в маминой голове незыблемым. Родители как-то очень быстро собрались и уехали. Таня с ними, даже бросила второй курс финансового института. Уже женатый Саша уехал месяцев через восемь. Майя была уверена, что её боязливый и осторожный брат никогда бы на эмиграцию не решился, тем более с его журналистской профессией. Но в развалившейся стране обстоятельства менялись стремительно: работы в своей официозной газете он лишился, Белоруссия отделилась, там стал процветать национализм. Саше пришлось удовольствоваться работой в газете на белорусском языке, что ему было вовсе не по душе. Жена на него «нажала»: хуже, чем здесь не будет, сыну не придётся служить в армии, он с «его талантом» хорошо устроится. В общем, Саша тоже уехал. Майя жила с детьми фактически одна. Родители её звали, искренне считая, что Америка для неё выход. В чём они видели выход – непонятно. Сами-то они сразу сели на социал, получили квартиру в специальном доме для пенсионеров, и получали небольшое пособие. Работать им было не надо. Как будет карабкаться Майя никто не знал, но тут работало общее для всех эмигрантов русское «авось». Ничего другого не оставалось. Про развод Майя пока не думала, наоборот, предлагала Серёже ехать всем вместе. Он категорически отказался. В течении года он то соглашался, то отказывался. Это зависело от его состояния. Когда он беспробудно пил, он и слушать ничего не желал, когда немного «просыхал», обещал начать заполнять документы. В редкие воцарения мужа в семье, они взахлёб предавались бурному сексу, но Майя прекрасно понимала, что это последнее, что их ещё как-то связывает. С участившимися запоями секс стал проблематичен и к концу года Майя поняла, что надо ей пока ехать одной, а там видно будет. На Серёжу она больше никак не могла рассчитывать, а там всё-таки её семья. Чтобы ей одной уехать, надо было развестись. Она думала, что Серёжа ни за что не согласится, но ошиблась. Он сразу пошёл ей навстречу. Майя занялась бумажками, был назначен суд, и она умолила Серёжу быть в этот день трезвым. Развели их безо всяких проволочек. Они уехали, Серёжа остался, и Майя была уверена, что он к ним со временем приедет, в аэропорту у неё совсем не было ощущения, что они с ним больше никогда не увидятся. Но нет, Серёжа не приехал. Смертельно на неё обиделся, хотя сам вроде и отпустил. Два года они не общались, Сергей не отвечал на звонки и сам не звонил. Девочки звонили бабушке с дедушкой, но рассказывать им про папу старики явно не желали. Окольными путями Майя узнала, что Сергей опустился, работает грузчиком в мебельном магазине. Ужас. Майя мужа жалела, даже считала его не слишком виноватым: так сложилось, Серёжа просто слабый человек, такой характер. Себя, правда, она ни в чём не винила, и мысли, что муж к ним приедет, совершенно выкинула из