Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дети для виду согласились ждать нового адреса, а сами кинулись обзванивать киевских родственников: в своем ли мама уме?
Те отвечали — не понятно. С одной стороны — восемьдесят лет. С другой — женщина бодрая, практически здоровая по всем органам.
После нескольких разъяснительных бесед Бэлла смягчилась, притихла.
Родственники расслабились.
Месяц от Бэллы не было звонков. Поехали к ней в Бровары — звонили, стучали — тишина. Взломали дверь — в квартире полный порядок, газеты сложены аккуратной стопочкой. Программа передач двухнедельной давности расчерчена разными цветами. Заглянули в шкаф — одежды нет, чемоданов нет. Там же, в шкафу, на стопке белья, под которым Бэлла хранила деньги, записка: «Не волнуйтесь, я поехала. Бэлла. 5 июня 2004 г.».
Заявили в милицию: пропала женщина, то да се.
Заявление брать не хотели — пропавшая сильно в возрасте. Наверное, больная. Говорила, на родину поедет? Такие только на родину и ездят. То туда, то обратно. Следить надо, а не с заявлениями прогуливаться.
Однако бумагу взяли. Ясно, чтоб только отцепиться.
Представитель родственников поехал в Остер.
Где искать Бэллу? Походил-походил по улицам. Наконец увидел старика лет под девяносто, в картузе, вроде — еврея. Стал расспрашивать про Гробманов (Бэллина девичья фамилия), старик сразу вспомнил и вызвался показать, где они жили до войны.
— Зачем вам Гробманы? Их давно никого не осталось, — проворчал старик.
— Это здесь не осталось. А Бэлла Гробман жива. Вы ее не встречали?
Старик удивленно посмотрел на приезжего, но на сообщение о Бэлле ничего не сказал.
— Вот ихний дом. Хороший, да? Еще сто лет простоит. В войну здесь немецкий штаб был. Попортили немного, когда наши наступали, а так ничего. Бэйлкин прадед строил. А отец ее из-за этого дома и пострадал. Бросать не хотел. Тут его немцы, говорят, и убили. Прямо на пороге. Можно сказать, отличился Готлиб — первый еврей Остра убитый… А через дня три остальных расстреляли, централизованно… Коло Десны, у овраге… А он говорил: во-первых, культурная нация, а во-вторых, меня Лейба обменяет, как в Первую мировую. Лейба — сын его. Бэйлкин старший брат — он добровольцем пошел, как объявили. А Бэйлка с отцом. Мать ее еще в 36-м умерла, молодая. Готлиб хромал сильно. Перед самой войной плохой стал — нога не работала. Вот они вдвоем с Бэйлкой и остались… А, шо рассказывать! Война есть война, правильно?
— Так она что, всю войну тут была — Бэлла? Как же? Может, в партизанах?
— А вы ей кто? — насторожился старик.
— Я ей родственник. Тут такое дело… Пропала Бэлла Готлибовна. Она в Израиль уезжала, потом вернулась… А теперь пропала. Думаем, сюда уехала, на родину, так сказать. Вот ищу.
— Документы не покажете? — спросил старик.
— Пожалуйста, пожалуйста! Но у нас фамилии разные, моя жена ей троюродная племянница.
Старик осторожно взял паспорт с трезубцем, помусолил желто-голубые странички.
— А кто ж вас знает, родственник вы, не родственник. Разницы ж нет… Я так думаю, вы не про ту Бэллу спрашиваете. Эта, — он кивнул на дом Гробманов, — давно на том свете.
— Ну как же?.. Гробман Бэлла Готлибовна, 1925 года рождения, тут ее семья жила, три поколения, она сама говорила. Ее отец, заготовщик, на бубне играл. А дед Янкель — кузнец — на скрипке. На свадьбах. А дядя — кажется, Меир — стакан водки выпивал и этот стакан потом в кулаке давил.
— Правильно. Только не стакан выпивал и давил, а рюмку — выпивал и рюмкой закусывал. Было. Точно. А Бэйлка — ихняя младшая. Говорю, умерла — значит, умерла.
Старик, не прощаясь, повернулся и быстро, как мог, зашагал прочь.
Родственник остался на дороге, не зная, куда идти, что делать. Не может быть, чтоб Бэлла, добравшись до Остра, не зашла в свой дом.
Постучал в дверь.
Открыла женщина с ребенком на руках.
— Извините, к вам женщина, очень пожилая, не заходила в последнее время? Ее зовут Бэлла Готлибовна. Такая интересная, волосы крашенные в темно-каштановый цвет. Полная, в очках.
— Нихто не заходыв. А вы хто? А вона — хто? — заинтересовалась хозяйка. — Зайдить. А вы з Киева? Я зразу узнаю, хто з Киева. Заходьте, заходьте, я вам кваса наллю.
Родственник зашел.
За квасом разговорился с хозяйкой, рассказал про Бэллу, про ее переезды, про старика, которого встретил на улице.
— А, то наш Хаим, он трохи с приветом. Усе перекрутит, перекрутит. Наболтав черт-те шо. А вам расстройство.
— Ну да… Вы не скажете, где старое еврейское кладбище?
Женщина объяснила, как добраться.
— А у нас нового и нету. Токо старое. У нас евреев и не осталось почти. Хаим один да пару еще стариков.
— Ничего, ничего, я посмотрю. Просто так. Раз приехал.
На кладбище родственник ходил туда-сюда, читал фамилии на памятниках, на почерневших деревянных табличках, выискивал Гробманов, но так и не нашел. Присел на скамеечку — отдохнуть.
— От вы где, а я видел — хто-то зайшов за ограду, а куды пойшел — не бачу. Здрастуйте. Я сторож. Узнос у еврейску общину не сделаете? Пару гривень, если можете. Я сторожем тут. Присматрюю. Заместо пенсии. Камский Илля Моисеевич, — представился сторож, протягивая картуз, как нищий.
Родственник положил в картуз три гривны и мелочь. Сторож выскреб их из картуза, пересыпал в карман пиджака и внимательно, по-деловому, взглянул на приезжего:
— Кого ищете? — при этом сторож поправил лацкан пиджака, обвисший под тяжестью медалей.
— Гробманов.
— А, Гробманов… Я проведу. Вы им родич?
— Да, родич.
— Гробманов тут много. И довоенные, и разные. Всех показывать?
— Всех, — выдохнул родственник.
Обошли всех. Устали. Сели на большую скамью под ивой.
— Ну, все вам показав, как навроде экскурсии получилось. Довольные?
— Спасибо. Скажите, а Бэлла Гробман, младшая дочь Готлиба Гробмана, сюда в последнее время не приезжала?
Сторож замялся.
— Вы точно знаете, шо она еще на этом свете?
Родственник кивнул.
— Ну-ну. Бэйлка сюда не сунется. Пока я, да Хаим, да Сунька Овруцкий живые. Как мы, последние, помрем, так она, может, и объявится.
— Мне Хаим говорил про Бэллу, но я не понял… Он уверен, что Бэлла умерла сразу после войны. Но она жива. В войну она где была? В партизанах?
— В партизанов… Может, и в партизанов. Тут же в войну народ перепуганный оставался — информация, сами понимаете, какая. Разное говорили… Красавица — ой какая! У ней вся порода — гробманская — хоть картинки пиши! — Сторож коротко взглянул на родственника: — А вы не з-за границы? Книгу пишете? Или кино делаете?