— Из города Горького, там моя семья... А зачем вам это знать?

— Характер вашего заболевания такой, что вам полагается месячный отпуск, — объяснил главврач. — Поедете домой?

— А куда же ещё? — усмехнулся я.

И выписали мне проездные документы до Горького. Приехал на вокзал, чтобы взять билет, получил его, но... не уехал в Горький.

— Почему? — резко спросил полковник. — На тебя это непохоже. Ты, земляк, из породы сильных духом, а тут вдруг слеза на лице.

— Я и сам удивился, но что было, то было. К тому же Тихон и Катерина люди добрые, кормили меня и поили, хотя отрывали продукты от своих ртов.

— И кто же тебе все карты спутал? — не унимался Карпов.

— А вот послушайте, Игорь Михайлович. — Кольцов лукаво повёл бровью, а в глазах появились чёртики. — Сижу я на лавке у вокзала и жду, когда объявят посадку на мой поезд. День выдался солнечный. Вдруг к вокзалу подъезжает «газик», и из него выходит генерал в форме артиллериста. Постоял с минуту, увидел меня, и не успел я загасить папиросу, как он оказался рядом. Я резво встал и отдал ему честь. А в голове шевельнулась мысль: «На западном пути стоит воинский эшелон с груженными на платформы орудиями. Наверняка генерал связан с этим эшелоном». И тут я дерзко спросил его, с какого фронта он прибыл.

— А тебе зачем, капитан? — спросил генерал с ухмылкой на полном розовощёком лице. Он был широкоплеч, глаза так и сверкали. — Может, ещё спросишь, женат я или нет? Сам-то здесь как очутился?

Я ответил, что выписался из госпиталя, долго лечился, мне сделали две операции. А теперь еду в Горький домой: госпиталь предписал мне месяц отдыха. Потом он спросил, кем я был на фронте.

— Конечно же, артиллеристом, командовал расчётом противотанкового орудия. Воевал под Москвой, Сталинградом и на Курской дуге, где и был ранен. Да, чуть было не забыл, — спохватился я. — Исполнял должность командира батареи...

— Я вижу, вы вояка с опытом, — улыбнулся генерал.

— Есть немного, — смутился я, хотя не знаю почему.

Я говорил ему обо всем, что делал на фронте. И вдруг генерал сказал то, что вызвало в моей душе бурный восторг, хотя я старался не выдать своего волнения:

— Хочешь, возьму тебя на должность командира дивизиона противотанковых пушек? В моей армии есть два артполка, а вот кадров на все батареи не хватает.

— Я принимаю ваше предложение, товарищ генерал. Но как быть с моим отпуском? В Горьком меня ждёт семья.

— Так ему и сказал? — В голосе полковника звучала странная настороженность, видимо, он не верил Кольцову.

— Если честно, то я слукавил, Игорь Михайлович, — признался майор. — Жена мне давно не пишет, я не знаю, где она и что с ней. Но генералу я об этом не поведал, боялся, что не возьмёт в артполк.

— В отпуск ты сейчас не поедешь, — вполне серьёзно заявил генерал. — И билет тебе надо сдать в железнодорожную кассу. Мне пора идти к начальнику воинского эшелона, утрясти вопросы разгрузки боевой техники и боеприпасов, а ты тем временем сходи на вокзал. Жди меня на этом месте. Понял?

— Понял, — ответил, — но когда же я съезжу в Горький хотя бы на неделю?

— Освоишь свою новую должность, научишь своих артиллеристов метко поражать вражеские танки и тогда съездишь. — Генерал достал из кармана шинели папиросы «Наша марка» и закурил. — Хочешь?

— Не откажусь, — сказал я, и генерал вынул из пачки вместо одной три папиросы.

— Он сдержал своё слово насчёт твоей должности? — поинтересовался Карпов.

— Да. Принял дела командира дивизиона противотанковых орудий и с головой ушёл в работу: то проводил учения своих расчётов, то учил людей поражать цель с первого выстрела. Словом, о поездке в Горький я лишь мечтал... А фронт продвигался с боями всё дальше. Нашу армию вывели из резерва, и нам предстояли жаркие схватки с врагом. Мои подчинённые горели желанием скорее сражаться с фашистами на поле боя, мол, тогда у них будет больше практики. Когда мне в июне сорок четвёртого присвоили звание майора, я попросил командира полка отпустить меня в Горький по семейным обстоятельствам, потом многозначительно добавил:

— Командарм обещал мне отпуск...

— Хорошо, Кольцов, я переговорю с ним. А кого оставишь за себя? У тебя в подчинении не батарея, а целый дивизион!

— Капитана Фёдора Кошкина. Я его знаю давно, ещё когда он был лейтенантом. В минувшем бою его батарея уничтожила пять немецких танков.

— Не возражаю, — кивнул головой в знак согласия командир полка. — Но в день отъезда, разумеется, если генерал даст тебе «добро», зайди ко мне с Кошкиным. Я желаю с ним поговорить...

— На другой день мне уже выдали проездные документы, и вот я у вас, Игорь Михайлович. — Кольцов зевнул. — Извините, товарищ полковник, я ночью почти не спал. Разные думы бродили в голове. На часок вздремнул, и приснился мне сон, будто моя Галя стоит на берегу Волги, улыбается и машет мне рукой. Я бросился к ней, а она куда-то исчезла...

Карпов звонко засмеялся.

— Вещий сон, Пётр Сергеевич!

Кольцов снова заговорил. Карпов слушал его не перебивая. Теперь речь шла о генерале.

— Вот такого командира я готов прикрыть в бою!

Закурили, и Карпов, с минуту попыхтев папиросой, спросил:

— Скажи, Пётр Сергеевич, что тебя особо волнует?

— Семья! — громко произнёс майор. — Моя жена была в положении, родила ли она...

— Родила! — Выстрелом прозвучало это слово.

— Да? — вскинулся майор, и его грустное лицо вдруг осветилось улыбкой, словно на него упал солнечный луч. — Откуда вы знаете?

— Одну минуту, Пётр Сергеевич.

Карпов подошёл к столу и открыл ключом правый ящик, где хранились письма его родных и близких, ветеранов, ушедших в запас по ранению. Тут находилась и та заветная телеграмма... Он извлёк из папки листок и вручил его майору.

— Вот, прочти... Телеграмма пришла в полк, когда тебя увезли в