легко раненые находились у автоматического оружия. В мрачном молчании вновь прибывшие начали рыть свои собственные огневые точки, в то время как проливной муссонный дождь продолжал падать на их плечи и шлемы.

Тем временем, старшие офицеры в Дьенбьенфу также сделали свои выводы из событий последних четырех дней. Очевидно, что внешний мир, оказывавший на них влияние (то есть, генерал Наварр в Сайгоне и генерал Коньи в Ханое), все еще не решил, что делать с Дьенбьенфу. Скудное снабжение с воздуха и подкрепления указывали на то. что не было никакой активизации усилий ВВС. Что касается отряда «Кондор», его сообщения по радио по-прежнему поступали из того же места в Лаосе, где он и был неделей ранее. Только с целью повышения боевого духа был пущен слух, что с каждым днем сильная французская колонна из Лаоса приближается, чтобы оказать помощь и возможно, принести победу подавленным людям в Дьенбьенфу. Что касается американских авиаударов, то в официальных сообщениях о них не было ни слова в течение десяти дней. Другими словами, командиры в Дьенбьенфу знали, что гарнизон обречен, и сообщения, отправленные из Дьенбьенфу в Ханой, приобрели жестокую откровенность, которой им до сих пор не хватало, а также касались общих вопросов, которые раньше не поднимались. Как Наварр и Коньи, де Кастр также решил изложить свой взгляд на битву при Дьенбьенфу.

«Когда ВВС говорят со мной о рисках, с которыми сталкиваются летные экипажи, в то время как каждый человек здесь рискует бесконечно больше, не может быть никаких двойных стандартов. Отныне выброски с воздуха должны начинаться с 20.00 вместо 23.00… Значительные интервалы между каждым самолетом, выполняющим ночные задачи по десантированию, приводят к смехотворным результатам (с точки зрения сброшенного тоннажа)… Сброшенное количество грузов представляет собой лишь малую часть того, что я прошу. Такая ситуация не может долго продолжаться. Я еще раз настаиваю на том, чтобы мне также был предоставлено больше возможностей для награждения. Я ничего не могу сделать, чтобы поднять боевой дух моих людей, которых просят совершить сверхчеловеческие усилия. Я даже не осмеливаюсь пойти к ним с пустыми руками».

Но это было именно то, что в конце концов де Кастр и сделал. Вместе со своим начальником службы личного состава, подполковником Транкаром и полковником Лангле, де Кастр посетил подземный госпиталь после нескольких недель, в течение которых его не видел никто, кроме нескольких старших офицеров. По-видимому, теперь, когда принятие решений в Дьенбьенфу свелось к вопросам ежедневного выживания, де Кастр начал заявлять о себе.

Первоначально посещение подземного госпиталя должно было ограничиться поверхностным осмотром главного блиндажа. Там де Кастр попросил Гровена показать ему самых тяжелых раненых, чтобы их наградить. Ответ Гровена был прост: все здесь были «наиболее серьезно раненые», после чего де Кастр отклонил возражения Транкара и Лангле и решил посетить буквально каждого в госпитале, неважно, насколько далеко был блиндаж или щель. У него не было медалей для вручения; таким образом, церемония «награждения» состояла в том, чтобы коснуться плеча человека и сказать ему, что представление к награде будет занесено в его послужной список. Транкар молча шел рядом с командиром, записывая имена и награды. Визит, в итоге, занял весь день. Среди последних, кого он видел, был лейтенант Рене Легер, один из немногих выживших после атаки Вьетминя на «Элиан-1» двумя днями ранее. Легер получил осколок снаряда в мозг, и Гровен удалил из черепа почти полную чашку поврежденной ткани. Но он был там, живой, его глаза умно моргали, но он был наполовину парализован и нем. Более легко раненые из его роты заботились о нем. Сначала, после операции, Легер яростно отказывался находиться в стенной нише. С оставшейся действующей рукой он выкарабкивался наружу, и его несколько раз находили лежащим в грязи хода сообщения.

Он был среди раненых, эвакуированных непосредственно с поля боя после 7 мая и чудом выжил. Несколько месяцев спустя, Гровен встретил его в Сайгоне, в госпитале Гралля, где Легера снова учили говорить, как маленького ребенка. Гровен спросил его, почему тот неоднократно пытался покинуть свою нишу. Легер посмотрел на него своими выразительными глазами и сказал, медленно выговаривая слоги, как будто говорил на иностранном языке:

- Потому что это было похоже на могилу – и я не хотел умирать.

Радиосообщение, которое де Кастр отправил после своего визита в госпиталь, ясно показывало влияние на него этого опыта. В длинном сообщении, отправленном в ночь с 4 на 5 мая, он сначала подробно рассказал о проблемах, которые у него снова возникли со сбросом грузов снабжения с воздуха, но затем добавил:

«Ко всему этому следует прибавить непрерывный дождь, который вызывает полное затопление траншей и блиндажей. Положение раненых особенно трагично. Они свалены друг на друга в щелях, которые полностью заполнены грязью и лишены какой-либо гигиены. Их муки растут день ото дня».

Действительно, в тот день почти каждый батальон сообщил, что его блиндажи рушились под дождем и люди из 31-го саперного батальона были заняты укреплением хирургического блока 5-й воздушно-десантной хирургической бригады. Для этого саперы прибегали к опасной игре, выползая каждую ночь на то, что осталось от аэродрома и отрезая теперь бесполезные перфорированные стальные пластины. В отчетах об их деятельности в течение этого периода мало что говорится, и даже в их собственном дневнике нет ничего, кроме кратких записей, описывающих то, что было бы обычной деятельностью саперов, если не вспоминать, что описанные тут действия проводились под постоянным сильным артиллерийским огнем. 1 мая семь саперов были убиты во время сбора сброшенных с воздуха припасов. 2 мая три расчета минеров закладывали минное поле и мины-ловушки в блиндажи на «Югетт-4», и саперы с помощью одного небронированного бульдозера отбуксировали один из выведенных из строя танков с одной позиции на другую под постоянным огнем. 5 мая саперы еще раз расширили главный госпиталь и выкопали новые блиндажи для складов, а 6 мая под постоянным артиллерийским и стрелковым огнем они уложили новые доски настила как на мосту Бейли, так и на деревянном мосту, пересекающем Нам-Юм. А 21-я рота 31-го саперного батальона, чьей обязанностью было электрооборудование, чудесным образом умудрялась изо дня в день поддерживать подачу электроэнергии по всему лагерю, восстанавливая генератор за генератором из запасных частей, сброшенных с парашютом, или снятых с разбитого оборудования. То же самое можно было сказать и о связистах, которые постоянно ремонтировали оборванные телефонные линии и сломанные радиоантенны. До самого конца связь в Дьенбьенфу функционировала без перебоев.

В 16.00 того же дня два французских бомбардировщика