Другая маленькая деталь, сыгравшая важную роль в сюжете, – коньки юных марсианских колонистов. Они тоже появились на Марсе прямиком из Колорадо-Спрингс. Дело в том, что Боб до встречи со своей третьей женой не умел кататься на коньках, и Вирджиния поразила его до глубины души своим виртуозным мастерством фигуристки. Он посвятил ей поэму, купил абонемент на каток, начал брать уроки фигурного катания… ну, в общем, эта история затем легла в основу рассказа «Бедный папочка». Освоение коньков было долгим, сложным и травматичным, а весь подобный опыт Хайнлайн, естественно, стремился использовать в литературе. Фантастика, как известно, лучше всего получается, когда знаешь, о чем пишешь.

Еще один момент, который занимает в романе важное место, – личное оружие школьников. И здесь тоже проявился личный жизненный опыт автора и даже, более того, его личная жизненная философия. Как и большинство мальчишек, Хайнлайн в детстве испытывал тягу к смертоносным игрушкам. Но было в этом и нечто большее, чем просто желание подержать в руках настоящую «пушку, которая бабахает». У Хайнлайна, как и у миллионов американцев, представление о личном оружии как о некой основе, без которой невозможно понятие «свободный человек», было отпечатано в подсознании. Писатель был категорически против любого законодательного ограничения на свободное владение оружием и даже против его официальной регистрации. Хайнлайн с детства был приучен обращению с оружием. Его старший брат Ларри был настолько хорош во владении автоматом Томпсона, что позднее подрабатывал обучением агентов ФБР. В 1920–1921 годах он обучал Бобби владению «Томми», чуть позже Хайнлайн вдоволь пострелял из винтовки на курсах в учебном лагере в форте Ливенворт, а в 1925-м он стал курсантом в Аннаполисе и обучался владению оружием уже на профессиональном уровне – он освоил все, от шпаги до корабельных орудий, а потом и сам проводил занятия по стрельбе с новичками. После отставки Хайнлайн не расстался с оружием и был готов применять его в случае необходимости – против зарвавшегося подрядчика или против обнаглевшего дикого кота. В двух первых романах, написанных для «Scribner», герои Хайнлайна имели дело в основном с бомбами. В новом романе у подростков будет личное оружие – это хороший повод прочитать им парочку лекций об ответственности и других важных вещах. Заодно можно будет озвучить и свое собственное отношение к идиотским запретам и ограничениям. А когда читатели подрастут и обретут право голоса, они сделают правильный выбор.

Принятые в марсианской колонии правила владения оружием доктор Макрей (вслед за Хайнлайном) считал ущемлением свободы. Он видел в них попытку ограничить свободу колонистов, первые признаки того, что на Марс пришла цивилизация, а значит, ему пора двигаться дальше, вслед за Фронтиром. Эта тема следования за Фронтиром, по-видимому, впервые была так явно озвучена именно в «Красной планете». Фронтир в понимании Хайнлайна – некое идеальное место, где максимально сбалансированы комфорт и дикость, свобода и ответственность. Это поверхность расширяющегося пузыря Ойкумены, внутри которого правят комфорт и бюрократия, а за его пределами – варварство и анархия.

Кстати, марсиане в «Красной планете» – тоже деталь из реальной жизни писателя. Или из того, что он всерьез считал реальной жизнью. Потому что Хайнлайн верил в наличие разумной жизни на Марсе и даже специально ездил в обсерваторию, чтобы посмотреть в телескоп на марсианские каналы. В том же 1949 году он написал в прогнозе, известном под названием «Ящик Пандоры», безапелляционное: «На Марсе будет обнаружена разумная жизнь». Будет, и точка. Марсиане были для него долгое время так же реальны, как какие-нибудь полинезийцы.

Единственным умозрительным элементом была марсианская биология и цивилизация. В противовес сугубо материальным обстоятельствам жизни поселенцев, марсиане должны были играть роль смутного, мерцающего фона, оттеняющего происходящие события. Для этого цивилизация марсиан, весь их уклад подаются в романе полунамеками, как нечто несводимое к человеческим категориям. Множество деталей, которые в принципе можно дешифровать, типа шлюзов из силовых полей, нуль-транспортировки и т. п., Хайнлайн вкрапляет в достаточно туманную, не имеющую однозначной трактовки картину. Этот же «дразнящий» прием использовали Стругацкие, разбрасывая по тексту упоминания таинственных Странников. Но марсиане Хайнлайна – не забытая цивилизация Древних, оставившая после себя руины и артефакты, это вполне живые сегодняшние туземцы. И в то же время это таинственные Древние. Нечто подобное описывала Ли Брэкетт в своей версии Марса – такое же скрещение двух шаблонов, гибрид Хаггарда с Лавкрафтом.

Но марсиане не только создают информационный фон и придают глубину общей картине. Взаимоотношения с марсианами для писателя – лишний повод щелкнуть человечество по носу, как это было сделано в венерианской части «Космического кадета». С другой стороны, это повод снова продекларировать толерантность по отношению к другим расам. Эту толерантность проявляют как марсиане, так и школьники. Первые – благодаря врожденной вековой мудрости, вторые – благодаря должному воспитанию. Необходимость уважения чужих обычаев вновь резко подчеркивается, хотя, возможно, не так грубо, как в «Кадете», где оно низведено до уровня формулы «пирог едят ножом и вилкой».

Проработка марсианской линии в «Красной планете» (особенно «мистическая» ее часть, включившая в себя финальную «невидимую» стадию развития марсиан) позже полностью легла в фундамент «Чужака». В определенном смысле роман можно считать первой частью или прелюдией «Чужака в стране чужой».

В этом и заключается главный плюс детальной проработки бэкграунда: возможность ставить в одних декорациях несколько пьес. Впрочем, Хайнлайн к концу сороковых годов уже не стремился к сериальности. Эта проработка фона осталась в его творчестве как некий рудиментарный инструмент, которым он практически не пользовался по прямому назначению. Вместо этого он сделал его характерной особенностью своего фирменного стиля. Возможно, «Красная планета» была одной из тех вещей, для которых проработка фона велась не ради решения конкретных литературных задач, но ради принципа. Из эстетических соображений, если угодно.

По мнению литературного критика Алекса Паншина, коренное отличие «Красной планеты» от двух предшествующих романов заключается именно в том, что Хайнлайн не подгонял Вселенную под развитие сюжета, выкатывая при необходимости рояли из кустов (венерианская часть дает основания это предполагать), а «подошел к ней с другого бока: сначала разработал социальные, экономические и физические условия, а затем построил сюжет, который из них вытекает». От себя замечу, что тщательная проработка бэкграунда имеет чрезвычайно важное эстетическое значение для восприятия текста. Даже если непротиворечивость, непрерывность картины не осознается умом, она работает на подсознательном уровне. Мы легко можем отличить историю, стоящую на прочном фундаменте, историю, которая домысливается не только в будущее, но и в прошлое, от кучки фантазий, кое-как подпертой сюжетными костылями, которая рассыпается при малейшем столкновении с логикой, физикой или просто здравым смыслом. По-видимому, это – часть наследия Джона Кэмпбелла. Чем дальше Хайнлайн уходил от влияния Кэмпбелла, тем больше Джон высказывал недовольства небрежностью работы с фоном, которые проявлял его бывший лучший автор. Но пока – пока – Хайнлайн строго следовал заветам своего учителя и тщательно выполнял домашние задания. Если не считать невнятную экономику колонии и буквально подвисшую в пустоте марсианскую Революцию, остальной фон романа проработан достаточно тщательно.