Фишеры в 1939 году уезжают в США, и в конце войны Джордж служит «офицером связи» на аэродроме американских «челночных» бомбардировщиков под Полтавой; позднее же он стал профессором, специалистом по России, и, как сообщается в книге М. Вольфа, «его коллегами и друзьями становятся Генри Киссинджер и Збигнев Бжезинский…»

Маркус и Конрад Вольфы, напротив, остаются в СССР, участвуют в войне в рядах Советской Армии (занимаясь в основном пропагандой среди германских войск и допросами пленных). После войны Конрад стал известнейшим кинорежиссером и президентом Академии искусств ГДР, а автор книги Маркус — ни много ни мало руководителем контрразведки ГДР.

Еще один герой — Лотар Влох — в 1940 году неожиданно возвращается в Германию (он, единственный из всех многочисленных героев книги, был «чистокровным немцем») и становится военным летчиком на Восточном фронте! Это особенно впечатляет, если учесть, что до войны Лотар был, как пишет, М. Вольф, лидером, «коренником» той самой «тройки», и друзья поэтому звали его… Чкаловым. После войны он поселяется в Западном Берлине, занимается крупным строительным бизнесом и отчасти политической деятельностью. М. Вольф пишет о нем:

«С коммунизмом он порвал. В беседах мы не касаемся этой темы. Ему известна наша прочная приверженность коммунистическому мировоззрению… И все же Кони (Конрад Вольф. — В. К.) по-прежнему его друг».

Эта беззаветная дружба сохраняется несмотря на то, что в 70-х годах Лотар Влох, например, проклинает США за вывод войск из Индокитая и «призывает сбросить на Вьетнам… атомную бомбу»! Он, так сказать, в большей степени враг «евразийцев», нежели руководящие политики США, не говоря уже о Джордже Фишере, который как раз в это самое время «полевел» и «примкнул» к «новому движению» в США, которое представляло собой «смесь марксизма с анархистскими веяниями, культурой хиппи и антиавторитарным отношением к любым официальным идеям, приправленным роком, наркотиками, сексуальной свободой, культурным радикализмом и многим другим».

Но, невзирая на всевозможные разногласия, «тройка» оставалась единой. Это самым наглядным образом подтверждено помещенными в книге фотографиями, на которых трое столь, казалось бы, разных людей нежно обнимаются (Маркуса, главы шпионского ведомства ГДР, на этих снимках нет, ибо это было бы уж слишком…) — обнимаются и в 37-м, и сразу после войны — в 46-м, и в 1975 году…

В книге масса многозначительных, а подчас и прямо-таки трогательных деталей. Так, например, в то самое время, когда Лотар Влох воевал в русском небе, его московская возлюбленная — Циля Сельвинская (дочь стихотворца), находясь в эвакуационном писательском Чистополе, выступала в местном театре под артистическим псевдонимом Ц. Влох, «пытаясь тем самым сберечь свою девичью Мечту».

Или такие подробности: Конрад Вольф в Москве «учился в одном классе с Андреем Синявским… одним из первых оппозиционных литераторов», а другой будущий «диссидент» — «Лев Копелев в войну служил политработником и был одним из начальников Кони» (Конрада Вольфа). Что же касается Джорджа Фишера, то он учился вместе с детьми Микояна и знал посещавшую соседнюю школу Светлану Сталину, чей «жизненный путь десятилетия спустя пересекся в США с жизнью Фишеров»…

Одно из ярких мест книги — текст посланного в 1979 году письма Конрада Вольфа к Рут Вернер — давнему агенту Коминтерна: «Я, как бывший старший лейтенант, собственно говоря, должен стоять перед тобой навытяжку… Я и стою навытяжку, но не из субординации!» Чтобы было ясно, кто такая Рут Вернер, сошлюсь на два очень выразительных места из ее изданной еще в 1980 году издательством «Прогресс» книги «Соня рапортует. Подвиг разведчицы». В 1926 году она смотрит в Берлине спектакль «Разбойники», поставленный «германским Мейерхольдом» — Эрвином Пискатором, и пишет своему брату: «От Шиллера осталось не так уж много. Гениальная режиссура».

Сей «принцип»: добиться, чтобы от исторической действительности оставалось как можно меньше (это и есть гениальность!), — один из главных в деятельности людей этого круга. Отправленная в 1934 году очередной раз в далекий Китай Рут Вернер и ее напарник и сожитель Эрнст «обходили, — как она гордо рассказывает, — в Мукдене аптеки и магазины и покупали различные химические вещества, каждое из которых само по себе не представляло опасности, а в соединении образовывали взрывчатое вещество… Одного килограмма аммониумнитрата с добавлением 20 процентов сахара, алюминиевого порошка или перманганата достаточно, чтобы заложить под рельсы…», то есть «евразийский» поезд в этом случае взлетит на воздух. И перед организаторшей столь простой, но результативной деятельности кое-кому хотелось «стоять навытяжку»! А ведь это, если угодно, начало «культурной революции», которой потом будут до пароксизма восторгаться Сартры всех стран.

В сущности, основные герои книги занимались и тем, что можно назвать «политработой», и разведкой в широком смысле этого слова. Действовали они вроде бы в совершенно разных направлениях. Ну, в самом деле, что, казалось бы, общего между «офицером связи» US Army, а затем советологом, соратником Бжезинского, — и политработником Красной Армии, а позднее — шефом контрразведки ГДР? Однако есть некое фундаментальное единство, которое всех их нераздельно связывает. Младший брат Джорджа-Юры Фишера — Виктор, ныне сенатор штата Аляска, начавший свой путь вместе с другими у Арбата (точнее, улицы Коминтерна, которой ныне возвращено исконное имя — Воздвиженка), писал из США в ГДР Конраду Вольфу в 1976 году обо всех друзьях данного круга (он прямо включил в него и шефа контрразведки ГДР Маркуса Вольфа):

«Какими бы разными мы ни были в том или ином отношении, все же нас связывала глубокая и всеобъемлющая общность. Кони, друг мой, мне кажется, что пишу тебе не столько чтобы поделиться своими чувствами, сколько чтобы уяснить их самому. Меня снова поражает глубина связующего, пережившая все те годы и расстояния» (курсив мой. — В. К.).

Александр Дугин превосходно определил одну из геополитических основ этой самой «глубокой и всеобъемлющей общности», подчеркнув, что все «атлантисты», в том числе и «коммунисты» в их «мессианском», «марксистском» измерении, всегда вели себя по отношению к евразийскому населению… как колонизаторы, как пришельцы. Сохраняя идеологическую дистанцию от нужд, потребностей и интересов коренного населения…».

Чтобы со всей остротой показать это, приведу слова Маркуса Вольфа о московской школе, где учились Фишеры и Вольфы:

«110-я школа… в прошлом гимназия… располагалась в Мерзляковском переулке, в одном из старинных кварталов Москвы, между Арбатом и улицей Герцена. В этом здании, где совсем не осталось отпрысков «бывших» — дворянства и старой интеллигенции, — царила особая атмосфера» (курсив мой. — В. К.).

Поразителен тот факт, что более чем через полстолетия, в 1989 году, М. Вольф говорит о русских «бывших» с так и неизжитой злобой и ненавистью и со столь же очевидной радостью, вызванной тем, что в его школе их детей «совсем не осталось», что их так или иначе «ликвиднули»…

До 1937-го или, вернее, до 1939 года эти «атлантисты» всецело благословляли все, что происходило в России. Так, отец Джорджа, влиятельнейший журналист Луи Фишер, посещавший Россию еще в начале 20-х годов, а в 30-х живший в Москве постоянно, писал в 1936 году: