После разговора с Владимиром Николаевичем я в Звёздном рассказал ребятам подробно о его планах. У нас была группа, которая занималась программой 7К-ВИ. Но, к сожалению, эта программа не пошла, поэтому мы с удовольствием включились в программу «Алмаз». Нам очень понравилось, когда В.Н. Челомей всем своим конструкторам сказал, что всё, что скажут космонавты, надо принимать и переделывать. И действительно, по нашим замечаниям многое переделывалось. Надо сказать, что такого отношения к космонавтам не было ни у одного главного конструктора.

В. Горбатко. Во-первых, я хочу сказать, что когда меня включили в программу «Алмаз», предложили быть командиром, и я выбрал себе в бортинженеры Юрия Николаевича Глазкова, мы сразу же приступили к изучению «Алмаза» и тренировкам. В Звёздном городке нам читали лекции, потом мы приезжали в Реутов на фирму. После небольшой «лунной программы» и «Союза» военная программа «Алмаз» стала для меня, военного человека, роднее и ближе.

Первые встречи с Владимиром Николаевичем показали, что в его лице мы имеем дело с очень умным, талантливым, грамотным человеком. Не просто инженером, но великим конструктором и теоретиком. Это мы поняли также по его отношению и вниманию к работе фирмы, которые говорили о его заботе и большом переживании за судьбу Советского Союза, его сегодняшний и завтрашний день, его могущество…

Словом, Владимир Николаевич произвёл на нас с Юрием Николаевичем Глазковым приятное впечатление. Особенно близко мы познакомились с ним, когда были зачислены в 3-й экипаж для полёта на станцию (1-й: Волынов — Жолобов, 2-й: Зудов — Рождественский и 3-й — мы) и начали тренировки на «Аналоге» после назначения дублёрами Зудова и Рождественского. К сожалению, полёт Зудова и Рождественского не удался, поэтому его программу предстояло выполнить нам с Глазковым. После возвращения Волынова и Жолобова станцию считали отравленной, и мы видели, как переживал Генеральный.

После нашего полёта, когда наши жёны устроили приём и пригласили Владимира Николаевича, он сказал:

— Спасибо вам, ребята. Вы спасли не только станцию, но и всю программу «Алмаз».

Л. Смиричевский. Каковы ваши впечатления о ракетно-космическом комплексе «Алмаз» в целом?

П. Попович. Особенность «Алмаза» в том, что станция была укомплектована уникальными бортовыми системами. Особенно мы были поражены электромеханической системой поворота станции, за счёт работы которой экономилось рабочее тело, которое всегда было дефицитом. Маховик поворачивался в одну сторону, а станция — в другую. Когда она включилась в первый раз, мы с Юрой немного испугались, так как появился новый непривычный звук. Закрутило, загремело! Уникальными были фотоаппарат с фокусным расстоянием 6 м и знаменитый оптический дальномер ОД с увеличением в 120 крат. Правда, мы работали только до 100-кратного увеличения, поскольку при большем увеличении дрожание станции мешало работе. Уникальным прибором было и панорамно-обзорное устройство (ПОУ), через которое мы с удовольствием смотрели на Землю в цвете. Это было так красиво! Мы с Юрой по очереди любовались Землёй. Но, конечно, прибор был предназначен не только для любования красотами. С его помощью мы «прицеливались» к тем объектам на земной поверхности, которые нужно было сфотографировать.

Л. Смиричевский. А что вы можете сказать о перископе кругового обзора?

П. Попович. Ну, это вообще замечательный прибор! Казалось бы, очень простое решение: поставили перископ с подводной лодки, а в космическом полёте тоже пригодилось. Мы, например, по целеуказаниям с Земли видели в перископ «Скайлэб» на расстоянии 70–80 км. Также для будущих космических полётов вместе с коллективом НПО машиностроения мы разработали прибор «Пион-К» для знаменитого ТКС. Жаль, что эта замечательная машина не пошла. ТКС пригодился бы и сейчас. Но сегодня можно только ностальгически об этом говорить.

Л. Смиричевский. Чем запомнился вам полёт на ОПС «Алмаз»? Поделитесь наиболее яркими впечатлениями о полёте.

П. Попович. Был эпизод, когда перед стыковкой я или Юра задели нечаянно перчаткой ручку управления, и корабль пошёл вправо. Я принял решение и снял перчатку, то есть разгерметизировал скафандр и продолжил стыковку вручную без перчатки. Земля об этом не знала. Юре я сказал, чтобы в случае чего он подтвердил, что это было моё личное решение. Но самым ярким моментом был эпизод сразу после стыковки. Стыковка вручную была выполнена нормально. Но, когда мы проверили герметичность малой полости и оказалось, что в ней давление упало, у нас был шок. Мы с Юрой быстро провели совещание, после чего вышли на связь с 02-м (Владимиром Николаевичем). Владимир Николаевич сказал, чтобы мы ждали решения в следующем сеансе связи. Сидим в скафандрах и молим Бога: «Господи, помоги!» И после того как 02-й сообщил, что Госкомиссия согласилась с нашим предложением, мы от радости кричали «ура!». Нам было разрешено открыть переходные люки и продолжить работу. Но при этом Земле и экипажу необходимо взять под особый контроль малую полость. Хотя по инструкции мы должны были бы расстыковаться и прекратить полёт.

Юра говорит: «Давай быстрее снимать скафандры!» А я ему отвечаю: «Стоп, Юра. Положено снимать 40 минут, так и будем делать. Потому что с невесомостью шутки плохи. Это не на Земле. Если попадёшь в режим “плохо”, так и не выйдешь из него».

Такие случаи были и у наших космонавтов, и у американцев. Например, на «Скайлэбе» один из членов экипажа так и не вышел из режима «плохо» и портил жизнь остальным три месяца. Поэтому мы спокойно сняли скафандры и перешли в станцию: «Здравствуй, родная!»

Л. Смиричевский. Каково ваше отношение к закрытию программы по комплексу «Алмаз»?

П. Попович. На современном этапе многие считают, зачем, мол, это надо было? Не надо забывать, что в то время американцы разрабатывали «звёздные войны». А сейчас мы уж очень подружились с ними. Я считаю, сколько волка ни корми, он всё равно в лес смотрит. И порох, как говорится, всегда должен быть сухим, и бронепоезд должен стоять на запасном пути под парами… Закрытие «Алмаза» было большой ошибкой, так же как и потопление «Мира». Если бы программа не была закрыта, мы бы имели сейчас другое положение в космосе. Мы бы диктовали. Есть много факторов, которые сыграли на закрытие программы. Мы противились очень долго. Мы с начальником ЦП К Георгием Тимофеевичем Береговым по моей просьбе года три не разбирали тренажёры по «Алмазу», опечатали и закрыли. Сейчас ситуация поменялась, руководство страны правильно поняло вопросы укрепления вооружённых сил, укрепления безопасности России.

В. Горбатко. Я считаю, что это была ошибка, когда мы поспешили закрыть программу «Алмаз». Программа имела большое значение, тем более что американцы тоже старались использовать космос для решения своих стратегических военных вопросов. И в этом отношении «Алмаз» очень помог бы в будущем в укреплении обороноспособности страны, особенно в плане разведки. Экипажи всегда выполняли работу более производительно. Потому что автоматика снимает всё подряд, а экипаж только то, что можно и нужно. Известно, что эта программа дала большую пользу не только в решении военных задач, но и для разработки новых радиотехнических систем, новых систем опознавания и наблюдения…