Эйслинн глубоко вздохнула:

— Я знаю, кто он, добрый Болсгар. Видела… видела, как Гвинет встречалась с каким-то мужчиной у болота.

Старик оцепенел и с ужасом уставился на нее, сморщившись от муки. Он настойчиво искал в лице Эйслинн хоть какой-то намек на неправду, но увидел лишь отражение собственной боли и сочувствие к нему.

— Гвинет, — тихо вздохнул он. — Конечно. Кроме нее, некому.

— Она скоро явится, — предупредила Эйслинн.

Болсгар кивнул, думая о чем-то своем, и встал у огня. Его широкие плечи устало опустились.

Дверь распахнулась, и Гвинет переступила порог, что-то весело напевая. На щеках играл легкий румянец, а белые волосы разметались по костлявой груди. Болсгар угрюмо нахмурился при виде дочери.

— Что тебя так расстроило, отец? — проворковала она. — Не наелся за завтраком? Или еда плохо улеглась в животе?

— Нет, дочь, — проворчал он. — Другая забота терзает мое сердце. Мысль об изменнице, которая предает свою семью. Глаза Гвинет широко распахнулись.

— Какую ложь ты вбила ему в голову, сука? — прорычала она, оборачиваясь к Эйслинн.

— Это не ложь! — заревел Болсгар и уже спокойнее продолжал: — Я знаю тебя лучше других, и ты никогда в жизни ни о ком, кроме себя, не заботилась. Да, это ты изменница. Но почему? Почему ты помогаешь негодяям, старающимся обескровить наши земли? Каких друзей ты выбрала? Сначала этот черный, как мавр, мерзавец Рагнор, а теперь фламандцы!

Эйслинн увидела, как при упоминании имени Рагнора Гвинет гордо вздернула подбородок. Все встало на свои места. Она наконец поняла истинную причину предательства Гвинет и с криком вскочила:

— Это Рагнор! Он предводитель мародеров! Кто еще знает так хорошо расположение домов и здешние места? Она готова прикончить всех нас ради Рагнора!

Постаревший от горя, Болсгар надвинулся на Гвинет.

— Клянусь Богом, — выдавил он, — из-за тебя этот день стал самым черным в моей жизни!

— Еще чернее, чем тот, когда ты узнал, что твой драгоценный сынок — бастард? — заносчиво прошипела она отцу. — Вы с этой саксонской потаскухой лишили меня всего и отняли последнюю гордость. Это я, я должна была стать хозяйкой дома, но вы превратили меня в ничтожество, нищенку, молящую о подаянии! Мне было запрещено даже отвечать на оскорбления и грубую ложь, которыми чернили меня все, кому заблагорассудится! Мой родной отец радуется, как дитя, когда меня…

Рука Болсгара оставила на ее щеке красный отпечаток. Удар был такой силы, что Гвинет отлетела к столу.

— Не зови меня своим отцом! — прорычал он… — Ты мне не дочь!

Гвинет оперлась о столешницу и уставилась на него горящими ненавистью глазами.

— Ты так любишь Вулфгара, хотя все зовут его бастардом?! — завопила она, потирая ушибленную щеку. — В таком случае молись о том, чтобы этот день тянулся как можно дольше, потому что завтрашнего он не увидит.

— Они заманят его в ловушку! — охнула Эйслинн. — О Болсгар, они устроят засаду и убьют Вулфгара!

Глаза ее хищно блеснули. Одним прыжком оказавшись возле Гвинет, она схватилась за рукоять кинжала.

— Где, сука? — прошипела она. Куда девалась обычно мягкая, спокойная Эйслинн? Вместо нее теперь появилась разъяренная тигрица. — Говори, или я вырву твое подлое сердце из этой тощей груди!

Гвинет нерешительно замялась, хорошо помня, какова Эйслинн в ярости.

— Слишком поздно помогать моему братцу-бастарду, — наконец выдавила она, — поэтому я назову место. Его труп скорее всего уже сейчас валяется в лесу возле Крегана.

Потупясь под их взбешенными взглядами, она скользнула в кресло и сложила руки на коленях. Эйслинн стала допрашивать золовку, а Болсгар неверяще воззрился на дочь, все еще не в силах опомниться. Но Гвинет упорно молчала, и Эйслинн обернулась к старику.

— Поезжай скорее, Болсгар, — умоляюще попросила она со слезами на глазах. — Гони коня во весь опор и предупреди Вулфгара. Еще есть время. Он ожидает известий о предателе и поэтому не торопится.

Болсгар, отвернувшись от дочери, схватил плащ и шлем и поспешил прочь.

Вулфгар вышел из зала и поехал на запад, подальше от посторонних глаз, а потом повернул Гунна и присоединился к своим людям. Спешить было некуда, и он разослал всадников охранять фланги и разведать, нет ли засады, а сам остановился, присматриваясь к холмам и лежавшей за спиной дороге.

Вдали показалось крошечное облако пыли, и они решили подождать всадника. При виде Болсгара Вулфгар изумленно поднял брови. Старик натянул поводья.

— Рагнор! Предводитель шайки — Рагнор! Гвинет предала нас. Фламандцы устроили тебе ловушку в Крегане. Едем скорее! По дороге все расскажу!

Вулфгар пришпорил Гунна, а Болсгар, задыхаясь, стал рассказывать подробности. Вулфгар молчал, потрясенный изменой Гвинет. За лесом поднялся столб дыма, словно в подтверждение слов Болсгара. Они подъехали к опушке леса. Вулфгар, остановившись, начал отдавать приказы:

— Болсгар! Суэйн! Останетесь со мной! Проверьте оружие. Гауэйн! Милберн! Возьмите половину людей и скройтесь в чаще. Когда услышите мой сигнал, бросайтесь в атаку. Мы выманим их на открытое место и там посмотрим, кто кого.

В лесу царила почти неестественная тишина. Легчайший шорох, казалось, эхом отдавался от деревьев. То и дело попадались огромные дубы, с которых свисали длинные бороды мха. Поваленные деревья преграждали путь, и вся дичь почему-то исчезла. Даже птицы не пели, а в кустах не шуршали проворные зайцы. Тишина и едва слышный топот копыт.

Воины свернули с тропинки и очутились в угрюмой темноте, где лишь солнечные зайчики плясали на ветвях и расцвечивали мрак. Всадники ехали параллельно тропе, пока не увидели свет с противоположной стороны, а через просветы в кустах не показались руины Крегана. Тогда они снова повернули коней и стали потихоньку пробираться вперед и замерли, услышав приглушенный шепот. Сначала придется напасть на конников, а потом в открытом поле спешатся лучники и пустят в ход стрелы.

Они ждали, и ожидание становилось нестерпимым. Наконец Вулфгар решил, что у остальных было достаточно времени занять позиции, и его пронзительный боевой клич прозвучал в лесу. Мужчины послали лошадей в галоп.

В безумном хаосе битвы было неясно, сколько всего нападающих. Казалось, все новые и новые всадники появляются со всех сторон из чащи леса. Фламандцы, видя безнадежность борьбы, ринулись в поля, расстилавшиеся перед разрушенным городом. Тот рыцарь, который их вел, велел отряду остановиться, сомкнуть щиты в сплошную стену и держать наготове луки. Коней оставили в лесу, и теперь грабители были на глазах у нападавших.

Вулфгар велел лучникам спешиться на опушке леса, а сам с пятью рыцарями поехал вперед. Суэйн держался справа, Болсгар — слева, а рядом с ними — Гауэйн и Милберн. Вулфгар поднял пику со своим штандартом и громко крикнул: