– Сенатор Керк сейчас примет вас.

В конце короткого коридора, в который выходило несколько дверей, находился кабинет Беннета Керка. Просторное помещение, занимавшее два уровня, было обставлено массивной деревянной мебелью, несомненно, сохранившейся еще с Позолоченного века,[75]и, в отличие от кабинетов технического персонала, разделено перегородкой. Сквозь легкие занавески сочился мягкий солнечный свет.

Сенатор Беннет Керк, высокий, долговязый, с характерной гривой седых волос, уже встал, встречая Белнэпа. Он окинул посетителя быстрым, проницательным взором опытного политика. Белнэп чувствовал, как серые глаза Керка всматриваются в его лицо, пытливые, оценивающие, внимательные. Затем они смягчились, в них даже появился блеск одобрения. Рукопожатие сенатора было крепким, но не показным.

– Рад, что вы смогли меня принять, сенатор, – сказал Белнэп. Ему показалось, что вблизи лицо сенатора кажется осунувшимся – это была не столько сама усталость, сколько усилия ее скрыть.

– О чем вы хотите мне поведать, мистер Белнэп? Я весь превратился в слух. Ну, конечно, остался еще и рот.

Белнэп улыбнулся, помимо воли очарованный простыми манерами сенатора. На мгновение он даже забыл о том, насколько серьезной является его миссия.

– Давайте не будем друг друга обманывать. Генезис был моим «сезамом». Ключевым словом, которое позволило мне войти в эту дверь.

– Боюсь, я понятия не имею, о чем вы говорите.

– У нас нет времени на это, – оборвал его Белнэп. – Я здесь не для того, чтобы играть в бирюльки.

Взгляд Керка стал настороженным.

– В таком случае давайте взглянем на карты, которые у вас на руках.

– Замечательно. У меня есть основания полагать, что некто, известный под кодовым именем Генезис, представляет угрозу всему миру. Этот Генезис – опять же, что бы ни скрывалось за этим именем, – представляет прямую угрозу лично вам. И другим людям. Вы должны остерегаться, как бы этот человек не использовал вас в своих корыстных целях.

Сенатор и глава его администрации переглянулись. В этом обмене взглядами проскользнуло безошибочное «говорил я тебе», но Белнэп не смог определить, кто, что и кому говорил.

– Продолжайте, – натянутым тоном произнес политик. – Что вам о нем известно?

Выпрямившись в кресле, Белнэп пересказал все то, что слышал.

Через несколько минут сенатор Керк его остановил.

– По-моему, все это не более чем досужие домыслы, вы не согласны?

– Если бы вы так считали, то не приняли бы меня.

– Сказать по правде, мы тоже слышали эти рассказы – по крайней мере, какие-то из них. Информация очень скудная.

– Согласен.

– Но вы сказали, Генезис угрожал непосредственно вам. Каким образом?

Взялся за гуж – не говори, что не дюж. Шумно вздохнув, Белнэп вкратце рассказал о том, что произошло на Кипре.

– Я рассчитываю на то, что наш разговор не выйдет за пределы этих стен, – закончил он.

– Об этом можно было бы не говорить.

– И все же лучше об этом сказать.

– Я вас понимаю, – сердечно улыбнулся Беннет Керк, однако его глаза остались серьезными. – Скажите, что вам известно об этом Генезисе?

– Последнее время я только и делаю, что говорю, – осторожно промолвил Белнэп. – А что вам о нем известно?

Керк повернулся к своему помощнику.

– Ну, Фил, что ты думаешь? Пожалуй, нам пора распахнуть наши кимоно? – Слова были задиристыми, но в голосе сквозила тревога.

Саттон пожал плечами.

– Хотели бы вы узнать имя, адрес и номер карточки социального страхования Генезиса? – спросил сенатор.

Белнэп изумленно уставился на него.

– Да.

– И мы бы тоже хотели. – Сенатор, импозантный, обаятельный, и его одутловатый, растрепанный глава администрации снова переглянулись. – Белнэп, нутро мне подсказывает, что вы честный малый. Однако в вашем личном деле указано, что вы отстранены от работы. То есть формально это означает, что вы лишены допуска к секретам.

– Вы знали об этом еще до начала нашего разговора.

– Вы сами только что сказали: все это не должно покинуть этих стен. Конечно, вы можете взывать ко мне как к главе сенатской комиссии. Я же буду взывать к вам как к человеку и как к американскому гражданину. Я могу? – Он умолк.

– Отвечу откровенностью на откровенность. Если честно, сенатор, у меня в голове столько государственных секретов, что все разговоры о допуске являются бюрократической чушью. Не будем заострять на этом внимание, но я сам являюсь одним из этих секретов. Всю свою работу в ОКО я занимался программами с особым допуском.

Саттон искоса взглянул на сенатора.

– Это вы верно подметили, – сказал он Белнэпу.

– Суть дела такова, – начал Керк. – Все сообщения от Генезиса приходят нам по электронной почте. Проследить их абсолютно невозможно, или, по крайней мере, так мне говорят. Есть подпись, есть информация, нередко неполная, а порой и совсем обрывочная. Но я никогда не делал упор на этого Генезиса. Вы спрашиваете, не использует ли он меня. Как я могу ответить на этот вопрос? По сути дела, он играет роль доверенного осведомителя – но только обладающего самой невероятной информацией о самых невероятных событиях. Конечно, нельзя исключать вероятность дезинформации, но мы всё проверяем и перепроверяем. Информация или достоверна, или нет. Другие предположения? Сведение счетов? Несомненно. Каждое расследование подпитывается грязью, которую люди ради своих корыстных целей выплескивают на своих врагов. Так что ничего нового здесь нет. И откровения Генезиса, с точки зрения общественной значимости, не становятся менее ценными. – С сухой, твердой логикой этих слов спорить было трудно.

– Вас нисколько не беспокоит, что вы не имеете понятия о том, кто является вашим главным осведомителем?

– Разумеется, беспокоит, – проворчал Саттон. – Но это не главное. Нельзя заказать то, чего нет в меню.

– Значит, вы нисколько не боитесь, что вам, возможно, приходится иметь дело с самим дьяволом.

– С дьяволом, которого не знаешь? – Саттон поднял брови. – По-моему, вы чересчур драматизируете ситуацию. Постарайтесь выразиться определеннее.

– Замечательно, – поджал губы Белнэп. – Вам не приходило в голову, что за именем Генезис может скрываться Поль Банкрофт?

Сенатор и глава его администрации снова переглянулись.

– Если вы действительно так считаете, – сказал Керк, – вы страшно ошибаетесь.