– Все в порядке? – беспрестанно спрашивала она, и Ханк отвечал:

– Да-да, все в порядке, все в порядке.

– Это чудо, – слышалось вокруг. – Господь ответил на наши молитвы. Он вырвал тебя из тюрьмы точно так же, как Петра.

Маршалл смиренно принял то обстоятельство, что его они просто не замечали. Это был звездный час Буша.

Но что там такое? Поверх моря людских голов Маршалл заметил, как Альф Бруммель, выскользнув через боковую дверь, сел в машину и поспешно уехал. Да, на его месте я бы тоже улизнул поскорее, – усмехнулся про себя журналист.

А это едет… Нет! Не может быть! Быстро работая локтями, Маршалл стал пробираться сквозь толпу, вытягивая шею, чтобы удостовериться в том, что в машине были именно те, о ком он думал все это время. Да! Бернис уже махала ему рукой! И рядом с ней Вид – живой! А вторая девушка, та, что вела машину… Нет, этого не может быть! И все же это она! Неужели Сузан Якобсон воскресла из мертвых? Маршалл, наконец, протиснулся сквозь толпу приверженцев Ханка и, широко улыбаясь, направился к машине, которую Сузан ставила на стоянку. Да! Когда эти люди молятся – Бог слышит!

Бернис, выпрыгнув из машины, кинулась к нему на шею.

– Маршалл, у тебя все благополучно? – она чуть не плакала.

– А ты, ты как? – взволнованно спрашивал он в ответ.

Голос позади Маршалла произнес:

– О, миссис Хоган, я так хотел с вами встретиться.

Это был Ханк. Он улыбался во весь рот, обнимая свою маленькую жену, и весь Божий народ стоял рядом с ними, и все эти люди тянулись, чтобы обнять его.

Бернис смущенно выскользнула из объятий Маршалла.

– Ханк, – произнес журналист каким-то надломленным голосом, которого Бернис у него раньше не замечала, – это не моя жена. Это Бернис Крюгер, мой репортер.

Потом он посмотрел на Бернис и добавил с любовью и уважением:

– И притом, замечательный!

Бернис немедленно поняла, что с Маршаллом что-то произошло, и ее это не удивило. И голос, и лицо Маршалла ясно указывали на внутреннюю перемену, которую и сама она пережила. Каким-то особым чутьем она поняла, что молодой человек, стоящий рядом с ее шефом, причастен к этой перемене в Маршалле.

– Кто же твой товарищ по несчастью? – спросила девушка.

– Бернис, а это Ханк Буш, пастор церкви «Аштон Комьюнити» и мой новый и очень хороший друг.

Бернис пожала ему руку, но тут же вспомнила о том, что им предстоит сегодня. Она сразу же заставила себя сосредоточиться на главном, отбросив в сторону все лишние мысли и чувства. Ведь время не шло – время летело.

– Маршалл, слушай внимательно. У нас ровно шестьдесят секунд, чтобы ввести тебя в курс дела!

Ханк, извинившись, отошел к своей ликующей пастве.

Когда Бернис представляла Маршаллу Сузан, он подумал, что пожимает руку ни больше ни меньше, как чуду во плоти.

– Я слышал, что вас убили, и Кевина тоже.

– Потом расскажу вам всю историю, – дружески ответила Сузан. – Но сейчас у нас нет времени, а вам многое нужно успеть узнать.

Сузан открыла багажник машины и показала Маршаллу свой потертый чемодан. Маршалл горел и пылал – все было здесь, все, что, как он думал, навсегда попало в загребущие руки Кармен и этой гидры – Общества.

– Сегодня в Аштон прибывает Касеф, чтобы закончить дела с университетом. В два часа в Вайтмор-колледже будут подписаны бумаги, и он без шума будет продан «Омни корпорейшн».

– Вы имеете в виду – Обществу, – уточнил Маршалл.

– Естественно. Ключевая сделка. Падет университет, вместе с ним падет и город.

Бернис быстро пересказала новости о Маттили, Паркере и Лемли, не тратя времени на рассказ о результатах изучения Харвеем Кулом бухгалтерии Эжена Байлора.

– Когда они будут в городе? – спросил Маршалл.

– Надеюсь, успеют к началу заседания. Я сказала им, что мы встретимся там.

– Я, пожалуй, приглашу сам себя на это заседание. Уверен, что все будут очень рады меня увидеть.

Сузан тронула Маршалла за рукав:

– Но мы должны предупредить, что они обработали вашу дочь Санди.

– Как будто я этого не знаю!

– Они будут держать ее в своей власти именно сейчас, это стиль Касефа, поверьте мне. И если вы пойдете против него, для нее это может очень плохо кончиться.

Бернис рассказала Маршаллу о Пат, о ее дневнике, о ее мистическом друге Томасе, о лживом и дьявольски хитром Шоне Урмсби.

Маршалл смотрел на них какое-то мгновение, а потом, обернувшись, крикнул:

– Ханк! Это по твоей части, тут тебе и твоим людям найдется работа!

* * *

Летнее воскресенье в Аштоне – самое милое, самое радостное и спокойное время недели. Фермеры неспеша болтают друг с другом, деловые люди отдыхают, большая часть магазинов закрыта, а мамы и папы со своими детьми придумывают самые интересные развлечения и отправляются на веселые прогулки. Большинство стульев и скамеек в парке занято, на улицах тихо и спокойно. В такой чудесный день семьи чаще всего собираются вместе.

Однако в это солнечное утро все шло наперекосяк. На одной ферме у коровы вздулся живот, на другой сгорело в тракторе магнето, и вряд ли его можно было найти на складе. И хотя ни один из фермеров не был виноват в бедах другого, они подрались.

Хозяин небольшой лавочки никак не мог правильно сосчитать сдачу и ввязался в перепалку с покупателями. Многие владельцы магазинов, сидя за кассой, мечтали вообще поскорее покончить со своим делом, которое все равно рано или поздно было обречено.

Жены нервничали и требовали везти их на прогулку куда угодно, но как только их мужья наконец усаживали в машины детей и загружали провизию, они передумывали и уже никуда не желали ехать. Дети начинали волтузить друг друга, их родители бранились, а машины стояли на месте. Через открытые окна из них слышались крики и раздраженные голоса.

Скамейки в парке ломались под тяжестью сидящих, или их просто невозможно было отыскать. Улицы были забиты спешащими автомобилями, водители которых не знали точно, куда они, собственно говоря, едут. И даже собаки, постоянно бодрствующие собаки Аштона, никого не замечая, лаяли и выли не переставая, поджав хвосты и повернув морды на восток.

На восток? Многие поворачивались лицом к востоку: и завхоз школы, и почтальон, и страховой агент, и даже целая семья гончаров… По всему городу стояли люди, почувствовавшие необъяснимую, но явную угрозу, какую-то духовную маяту, и, обернувшись лицом к востоку, стояли тихо и как будто молились.

Вокруг мертвого дерева по-прежнему не было движения. Наконец Рафар снялся с огромной сухой ветви – своего главного поста – и в окружении свиты стоял на холме, обозревая Аштон. Он скрестил на груди мускулистые руки, раскинул широкие черные крылья, как королевское покрывало. Драгоценные украшения сияли и переливались на солнце.