Шрифт:
Интервал:
Закладка:
„Товарища Веденецкого просят явиться немедленно“. Если это будет напечатано, я буду считать это вашим согласием освободить З-ова, в течение трех дней после напечатания явлюсь в Ч. К.
Я знаю, что у социалистов совершенно иные понятия о чести, чем у нас. Поэтому я не исключаю возможности, что вы меня обманете. Но, с другой стороны, я думаю, что, несмотря на всю разницу, существующую между нами, не все человеческое вам чуждо. Для того же, чтобы вам было ясно, почему я решаюсь на этот шаг, я должен объяснить, что З-ов арестован исключительно из-за меня, так как лично он имеет весьма мало отношения ко всему этому делу. Я буду ждать вашего ответа в течение трех недель. (Подпись)»[415].
Между тем в газетах публиковали списки расстрелянных. В них появилось близкое Шульгину имя — сына А. И. Савенко двадцатилетнего Василия. «Эфема» в списках пока не было…
А вот что происходило за пределами Одессы.
Генерал Врангель сменил ушедшего в отставку генерала Деникина, «царя Антона». Великобритания отказалась поддерживать белых и начала торговые переговоры с Советской Россией, однако, на счастье Крыма, кроме английских интересов в России существовали еще интересы Франции. Последняя прекрасно понимала, что с выбыванием России из европейского оркестра некому будет противостоять Германии. Теперь Париж поставил на Польшу, надеясь создать противовес Берлину. Белая армия в Крыму была нужна французам как дополнительная военная сила. И еще гарантом возвращения царских долгов — это если сильно повезет.
Согласно информации от 1 марта 1920 года для командования Волынского фронта, подготовленной по указанию главнокомандующего и начальника Польского государства Ю. Пилсудского, Польша намеревалась оторвать Украину от России, взять ее под контроль и «обеспечить экспансию Польши, как экономическую, так и политическую».
25 апреля поляки начали войну с Советской Россией — атаковали Красную армию по фронту от Припяти до Днепра. 6 мая они заняли Киев.
Им противостояли советские Западный и Юго-Западный фронты. 14 мая Западный перешел в наступление и остановил поляков, вынудив их взять резервы с украинской территории. На Юго-Западный фронт с Северного Кавказа была переброшена Первая конная армия, которая нанесла удар по тылам противника. 12 июня был освобожден Киев, 11 июля — Минск, 14 июля — Вильно, 17 июля — Лида, 19 июля — Гродно и Барановичи. В Москве на заседании II конгресса Коминтерна было заявлено о революционной войне, «чтобы вся Европа стала советской». В приказе командующего Западным фронтом М. Н. Тухачевского прозвучало: «Вперед на Запад! На Варшаву! На Берлин! На штыках мы принесем трудящемуся человечеству счастье и мир!»
6 июня Врангель, руководствуясь директивой французов, начал наступление в Северной Таврии, имея задачей удар в тыл советскому Юго-Западному фронту.
В июле советское руководство приняло нереалистичный план — занять Варшаву до 12 августа. Было отвергнуто предложение Англии («нота Керзона») о мире. Ленин считал, что «следовало бы поощрить революцию тотчас в Италии», советизировать Венгрию, Чехию и Румынию.
Занимаемые белыми позиции были ненадежны: летом Сиваш сильно мелел, и можно было обойти позиции белых вброд. Надо было выдвинуться вперед, занять выходы из Сальковского и Перекопского дефиле. Так и начиналось это русское государство в Крыму: защищались от измены англичан, искали связей с французами, планировали военную операцию и обеспечивали возможную эвакуацию. Впрочем, это только внешние действия, очерчивающие некий силовой круг внутренней жизни, жизни в совсем маленькой осажденной крепости.
В полках подтягивали дисциплину, карали пьянство и дебоши. Восстанавливались воинская этика и мораль. Но при этом, понимая всю тяжесть поставленных задач, новый главнокомандующий приказал готовить флот к возможной эвакуации, чтобы избежать повторения ужасов Новороссийска.
Затем он обратился за поддержкой к двум столпам национальной России — бывшему министру земледелия в правительстве Столыпина А. В. Кривошеину и академику П. Б. Струве, на которого возложил руководство управлением международных сношений. Он уповал на сподвижника Столыпина и не ошибся: Кривошеин ясно осознавал необходимость учитывать новые обстоятельства истории, не закрывать глаза на то, что революция произошла. До Врангеля и Кривошеина с революцией только боролись, не признавая ее.
В заявлении для печати главнокомандующий четко обрисовал перспективы: «Создание для населения Юга России, занятого моими войсками, такого правопорядка, при котором население могло бы быть удовлетворено в своих чаяниях возможно шире — вот основные задачи власти.
Мною намечен целый ряд мер, чтобы наибольшее количество земли могло бы быть использовано на правах частной собственности теми, кто в эту землю вложил свой труд. Мелкому крестьянину-собственнику принадлежит сельскохозяйственная будущность России, крупное землевладение отжило свой век… Не триумфальным шествием из Крыма к Москве можно освободить Россию, а созданием хотя бы на клочке русской земли такого порядка и таких условий жизни, которые потянули бы к себе все помыслы и силы стонущего под красным игом народа»[416].
Прозвучала столыпинская идея: ставить на крестьянина-собственника, видеть в нем опору государственности. Деникинское «непредрешенчество» закончилось. Врангель отказывался от особой, «добровольческой» политики, считал, что она разделила противобольшевистский фронт, поссорила с другими антибольшевистскими силами — Грузией, Украиной, Азербайджаном, едва не привела к борьбе с казаками, которые составляли половину белой армии. По сути Врангель совершал кардинальную реформу, занимаясь, как выразился один из руководителей крымского земства В. А. Оболенский, «перестройкой всего государственного строя на новой социальной базе».
Деникинский период уходил в прошлое. «С этим знаменем было легко умирать, — и добровольцы это доказали, — но победить было трудно… Мы предлагали умирать за Родину, народ вожделел землю. Отсюда большая народность даже Махновщины с лозунгом — „За землю, за мужиков, против большевиков, буржуев, помещиков“, и ненародность Добровольчества с нашей „Единой и Неделимой“»[417].
В это время преследуемый чекистами Шульгин решился на отчаянный шаг — на купленной у рыбаков шлюпке дойти до крымского острова Тендра. Под носом у пограничной стражи на маленькой четырехвесельной лодке Шульгин, оба его сына и сотрудница «Азбуки» Ирина преодолели 70-верстный путь.
Когда погоня отстала, сыновья от радости запели. И что запели? Это был имперский гимн «Боже, царя храни…». Море спокойно внимало душевному порыву юношей.
На острове Тендра был пост, беглецов допросили и направили к командующему белым флотом адмиралу Саблину на яхту «Лукулл». На ней они и прибыли в Севастополь.