Кеннеди распорядился подготовить ответные меры для уничтожения советских зенитных установок на Кубе. И тут ему доложили, что еще один У-2 направляется в глубь советской территории.

Военно-воздушное командование продолжало облеты советской территории. Это были рутинные миссии — на большой высоте брались пробы воздуха, чтобы следить за ходом советских ядерных испытаний. Поскольку самолеты держались более чем в ста километрах от советского воздушного пространства, полеты не приостановили. Но в тот день у машины, взлетевшей с Аляски, вышла из строя навигационная система. Пилот сорок минут находился над Чукоткой, не подозревая об этом. Когда пилот понял, что произошло, он радировал в панике:

— Я потерялся. Видимо, я над Сибирью. Ради бога, скажите, как мне вернуться!

С авиабазы в западной части Аляски ему на выручку взлетел перехватчик F-102A. Таким образом над советской территорией оказались уже два нарушителя. Им на перехват вылетели МиГи.

Когда об этом узнал министр обороны Роберт Макнамара, у него не выдержали нервы. Он воскликнул:

— Это же война с Советским Союзом!

Президент Кеннеди хмыкнул и произнес свою знаменитую фразу:

— Всегда найдется сукин сын, способный испортить все дело.

Поскольку авиация на Аляске находилась в высокой степени боевой готовности, американские самолеты несли на борту ракеты «Фалькон» с ядерными боеголовками. Решение о применении ядерного оружия имел право принять сам пилот.

У заблудившегося самолета У-2 кончалось топливо, он стал снижаться, но, к счастью для всех, над Беринговым проливом его увидел перехватчик и увел за собой потерявшего ориентацию пилота. Они покинули советское воздушное пространство раньше, чем подоспели МиГи. Министр обороны Макнамара запретил полеты. Но приказ не успел вовремя достичь Аляски, и следующий У-2 был уже в воздухе. Его вовремя вернули. Опасность состояла в том, что в Москве могли расценить разведывательные полеты как прелюдию к американской ядерной атаке.

Ситуация уже явно выходила из-под контроля Хрущева и Кеннеди.

В самый разгар кризиса оператор радиолокатора в Нью-Джерси доложил, что с Кубы запущена ракета, она летит в сторону Тампы во Флориде. Командование вооруженных сил было предупреждено, что ядерная атака, похоже, началась. Чуть позже стало ясно, что это ложный сигнал — следствие сбоя программного обеспечения.

В Вашингтоне этот день запомнился как «черная суббота». Министерство обороны представило президенту план удара по позициям советских ракет на Кубе.

«Мы ожидали, — вспоминал Роберт Кеннеди, — что вот-вот начнется война». Министр Макнамара вышел вечером из кабинета на свежий воздух (был чудный вечер) и подумал, что это последняя суббота в его жизни.

Президент Кеннеди попросил своего брата поговорить с советским послом Анатолием Добрыниным. Роберт сказал простым языком: «Если вы не ликвидируете свои базы на Кубе, то мы сделаем это за вас».

«Сегодня поздно вечером меня, — телеграфировал в Москву советский посол, — пригласил к себе Роберт Кеннеди. Разговор шел наедине.

Кубинский кризис, начал Р. Кеннеди, продолжает быстро усугубляться. Только что получено сообщение о том, что сбит американский невооруженный самолет, осуществлявший наблюдательный полет над Кубой. Военные требуют от президента вооружить такие самолеты и отвечать огнем на огонь. Правительству США придется это сделать…

Нынешняя серьезная ситуация, к сожалению, складывается таким образом, что времени для решения всего вопроса остается весьма мало. К несчастью, события развиваются слишком быстро…

Нужно сказать, что в течение нашей встречи Р. Кеннеди был весьма взволнован, во всяком случае, я его видел в таком состоянии впервые. Он, правда, раза два пытался вернуться к теме «об обмане» (о чем он так настойчиво говорил во время нашей предыдущей встречи), но делал он это вскользь и без какого-либо задира. Он даже не пытался вступать, как ему обычно свойственно, в спор по тому или иному вопросу, а лишь настойчиво возвращался к одной теме: время не терпит, нельзя его упускать.

После встречи со мной он сразу же поехал к президенту, с которым, как сказал Р. Кеннеди, он сейчас, по существу, проводит вместе почти все время».

В тот же день в Гавану, командующему советской группировкой генералу армии Плиеву, пошла шифртелеграмма от Хрущева: «Категорически подтверждается, что применять ядерное оружие без санкции из Москвы запрещается».

На следующий день, 28 октября, на Кубу ушла другая телеграмма: «Мы считаем, что вы поторопились сбить разведывательный самолет США У-2, в то время как наметилось уже соглашение мирным путем отвратить нападение на Кубу. Мы приняли решение демонтировать ракеты Р-12 и их эвакуировать — приступайте к исполнению этого мероприятия».

Вслед еще одна шифровка: «В дополнение к приказанию не применять зенитно-ракетный комплекс С-75 — не поднимать истребительную авиацию во избежание столкновения с разведывательными самолетами США».

Историки полагают, что полезную роль сыграла информация, полученная американцами от своего агента — полковника советской военной разведки Олега Пеньковского. В Вашингтоне реалистично представляли себе советский военный потенциал и настроения в Москве. Начальник британской разведки Дик Уайт считал, что во время Карибского кризиса США не нанесли ядерного удара именно потому, что Пеньковский их правильно информировал.

В реальности точные данные о состоянии советского ракетного потенциала давали У-2, а потом спутники-шпионы. Главная ценность сведений, полученных от Пеньковского, состояла в том, что они помогали понять настроения советской элиты, механизмы принятия решений.

Холодные головы в этой истории взяли верх.

Никита Сергеевич Хрущев представляется человеком неуравновешенным, неспособным справиться с эмоциями, но это поверхностное впечатление. Его ближайшие помощники знали, что Хрущев почти всегда держал себя в руках, а если выходил из себя, то это было актерство. Он обещал вывести ракеты с Кубы, но просил в ответ убрать американские ракеты из Турции.

Кеннеди легко согласился.

Американские ракеты были размещены в Турции при Эйзенхауэре. Это были устаревшие ракеты на жидком топливе — ненадежные, неточные и уязвимые. Они потеряли свое значение после того, как США обзавелись ракетами на твердом топливе. Когда Кеннеди стал президентом, он сам сказал, что ракеты из Турции надо убрать. Но Государственный департамент уговорил его отложить этот вопрос, чтобы не раздражать турок, которые считали американские ракеты гарантией безопасности.

28 октября Хрущев сообщил американцам, что приказал демонтировать ракеты и вернуть их домой. Все кончилось. Кризис миновал. В нашей стране многие вообще даже и не узнали о том, что произошло.

Кеннеди обещал не нападать на Кубу и убрать из Турции ракеты «Юпитер». Это была победа Хрущева, но об этом знали только посвященные. В обмен Хрущев обещал забрать с Кубы ракеты. И весь мир увидел, как советские корабли разворачиваются и уходят. Это было зримое свидетельство поражения. Карибский кризис подточил власть Никиты Сергеевича. Товарищи по партийному руководству видели, как он признал свою ошибку и пошел на попятный. Советские военные были крайне недовольны тем, что им пришлось отступить, считали это унижением и полагали, что Хрущев просто струсил.